Вот только никак не могу до него добраться.
За окном шумит верхушками деревьев таинственный загадочный лес. Очевидно, клиника расположена за городом — иногда я смотрю телевизор и, поэтому, представляю, как выглядят городские пейзажи. Подобное тому, что я вижу за окном, может быть в городской черте только большим, хорошо охраняемым парком. Но кто додумается выстроить клинику в парке, предназначенном для отдыха и развлечений постоянно устающих горожан?
Только тот, кто дал мне этот воздух.
Хотя я не помню, каким воздухом дышала до того, как попала сюда, у меня твёрдое ощущение, что подобный здешнему я вдыхала крайне редко. Он светел, он прозрачен, он девственно чист. И, открыв форточку ранним утром, его можно пить, словно освежающий напиток, особенно, если твой завтрак состоит из светлеющего голубого неба и ярко-розовой предрассветной зари.
Но все это — лирика. На самом деле, сложившаяся ситуация более мрачна и уныла, чем кажется на первый взгляд.
Раз в пару дней (это уж точно!) меня обязательно начинают мучить приступы боли и тошноты. Словно оживает выстроенный неизвестно кем муравейник в глубине желудка. Когда эти насекомые начинают бегать из стороны в сторону, что-то таскать и строить, они настолько сильно сотрясают внутренности, что поневоле хочется изрыгнуть их наружу. Но, как бы я ни старалась, в конечном счёте, все усилия сводятся на нет. Муравьи, безусловно, хитрые твари, они построили своё убежище так, что оно впилось колючими острыми краями в стенки желудка, поэтому извлечь его совсем непросто. Впрочем, как и самих его обитателей. За все время, что я здесь нахожусь, из меня ещё не выпал ни один муравей.
Конечно, этим мерзким созданиям не нравятся землетрясения, которые я устраиваю. Это случается, когда больше нет сил терпеть ужасные рези в желудке, что-то в тот момент сокращается между лёгкими, отдавая привкусом желчи во рту. Тогда муравьи злятся, гневно шевелят усиками, призывая всех сочувствующих на дальнейшую борьбу со мной. Таковые, к сожалению, находятся, причём достаточно быстро. Собравшись, они организованно, горячо обсуждают возникшую проблему, группируются, выстраиваются в длинные ряды и начинают свой бесконечно долгий и нудный крестовый поход. Двигаясь по пищеводу, они скребут его заскорузлыми, мохнатыми лапками, и у меня возникает ощущение, будто я наглоталась иголок.
Из пищевода они попадают в рот, создавая эффект сухой хлебной корки, раскрошившейся на тысячи острых, неприятно режущих нёбо кусочков. Ну, а когда через носовую полость гадкие насекомые попадают в мозг, на самом деле темнеет в глазах. В такие минуты я обычно бьюсь головой о стену, правда, сама я этого не помню, мне потом обо всем подробно рассказывают. Может быть, и врут, но стены моей палаты почему-то обиты мягкой кожей цвета слоновой кости.
Когда кортеж муравьев останавливается, и, словно по мановению волшебной палочки исчезает, я, скорчившись, подолгу лежу на полу и стараюсь прийти в себя. Именно в такие минуты мне слышится далёкий рёв тяжёлых свинцовых волн, которые хотят мне о чём-то рассказать. И, похоже, я даже знаю, о чём.
О том, что скоро муравьи снова придут ко мне…
После этого я ощущаю себя Странницей, которая неожиданно оказалась на перекрёстке миров и мучительно соображает, куда же лучше свернуть.
Находящийся справа тёмный, далёкий мир безудержно влечёт к себе, по-моему, там осталось Нечто такое, что было мне бесконечно дорого и любимо…
Только я никак не могу вспомнить, ЧТО именно.
Или кто…
Мне кажется, будто я бывала там раньше, возможно, прожила большую часть сознательной жизни. Я хочу ступить на эту тропу, все моё существо подталкивает меня, и мозг подаёт сигнал: «Сделай это и ты не пожалеешь!», и я уже поднимаю ногу…
Но… почему-то этого не делаю. Вторая половина тёмного, высохшего «я» сияет беззубой улыбкой и внимательно смотрит на меня чёрными бездонными провалами. Содрогнувшись от ужасного, пронзительного взгляда, я смущённо опускаю ресницы. И вместо правой ноги шаг, естественно, делает левая.
И всё возвращается на круги своя. Я открываю глаза и вижу, что снова нахожусь в той больничной палате, где впервые ощутила присутствие мерзких муравьев. Сейчас откроется дверь, вбегут люди в белых халатах, схватят меня, бросят на кровать и, как всегда, сделают несколько уколов. И я вновь окунусь в томное, щемящее душу забытьё, имя которому — Вечность.
А потом я приду в себя, но уже не буду помнить всего, что происходило со мной до того, как я потеряла сознание. Жизнь в который раз начнётся с чистого листа. И в душу, в который раз вольётся тягучей патокой липкий, неуёмный страх.