— Эх, Алексей Леонидович, жизнь стариковская, какие в ней радости? На болячки свои жалобиться? Не интересно. В общем, не позавидуешь. Я ведь сколько помню себя, все в дороге. Не без вашей помощи, конечно. А вот государство пенсионом не жалует. Не трудовой элемент, мол. Хотя, сколько этими руками кряжей переворочено. Хлебушко-то, прежде чем в рот положить, еще добыть надо.
— Да, жизнь вашу в трехтомный роман не впрессуешь. Вся из интересных картинок. Гляди — не надоест. Только я, Гнат Степанович, к вам не за этим. И просьба моя очень даже прескромная.
— Рад, рад буду, если чем власти услужить смогу. Я ведь к вам всегда с пониманием. А то как. Кошку вдоль шерстки гладишь, а та довольно мурлычет.
— Ну вот и сговорились. А блажь моя такого рода. Не подарить ли вам, уважаемый Гнат Степанович, нашему управлению свой инструментик, с которым дела свои громкие вершили. А мы бы его в музей. А снизу табличку из нержавеющей стали. И слова чеканные: «Дарую за ненадобностью. Мастер — золотые руки, Гнат Остапович». Ведь приятно, когда слава твоя других тревожит.
Вспыхнули глаза Гната. Всего на миг вроде и вспыхнули, но Алексею показалось, что даже волосы над ушами Остаповича шевельнулись, и весь он съежился, увял росточком.
— Моя слава по колониям ходит. А в этом мире я человек ненужный. Пена без пива.
— И все-таки, Гнат Степанович?
— Не люблю воду в ступе толочь, начальник. Дела мои травой поросли. Нет инструмента, давно весь вышел. А искать надумал — дороги не заступаю. Ваша воля сегодня крепче моей, вам и решать.
— А куда же ему деться, Гнат Степанович? Я ради любопытства ваши дела за всю «трудовую» жизнь поднял. Любо-дорого почитать. Но вот что интересно. Один раз у вас инструмент в земле прахом-ржавчиной рассыпался, в другой — в воде утонул. Обижаете музейных посетителей, почитателей редкой кустарщины. Только доложу по секрету, водолазы в воде его не нашли, и магниты из тины не вытянули.
Напрягся Остапович, вперед подался, будто к прыжку приготовился. И Алексей, что тугая пружина. На лице улыбка и глаза со смешинкой. А сам ухом шорохи ловит, не проявит ли кто себя в туалете, да и Остаповича на привязи держать надо.
Не знал Алексей, что как раз в этот момент эксперты ЭКО, проведя сравнительные исследования последнего и одного из прежних взломов сейфов, причастие Остаповича к которому в свое время было доказано, пришли к любопытному заключению: одна и та же «балеринка» в ходу была. Знал бы — другим разговору быть. А так что, одна разведка.
— Припрятали, Гнат Степанович, инструментик, надежно сховали. А может, одарили кого, или напрокат дали?
— Я своим рукодельем не торгую. Еще вопросы будут?
Потянулись вверх брови, стягивая к вискам морщины. И такая пронзительная ненависть стыла в приоткрывшихся глазах, что Алексей невольно согнал с лица улыбку.
— Да нет, гражданин Остапович, пока вопросы исчерпаны. Я о другом думаю. Старость всегда уюта требует. Так вы недавно выразились. Старым костям тепла надо, пуховичок, одеяло верблюжьей шерсти, грелку под больную печень. Ну там, кефир, сдоба московская...
— Чую, отходную поют Верти Углу, — резко оборвал Гнат Короткова. — Зоной его пугают. Старый номер. Только мне все равно, на каком меридиане гробовой доской накроют. Вот такие пироги. Ну, а коли вопросы исчерпаны, будь здоров, начальник.
КТО НЕ РИСКУЕТ
Прокурор города Иван Матвеевич Лабудинский встретил Алексея не очень приветливо.
— Все еще копаетесь? А уж пора бы...
— Работаем, Иван Матвеевич. Люди про семьи свои забыли. Чувствуется опытная рука, а фактов... Ну нет их, фактов.
— А что я в горкоме партии скажу, как горожанам в глаза смотреть должен? Ты это мне объясни.
Алексею хотелось стянуть в обиде губы, встать и безмолвно уйти, но этого как раз сейчас нельзя было делать. Уж кто-кто, а прокурор знает, с каким напряжением работает уголовный розыск. Так что крепись, Коротков, дуй потихоньку в свою дуду. И все-таки не мог полностью погасить обиды.
— Я тоже, Иван Матвеевич, людям в глаза смотрю. Многим и каждый день. Служба такая. И паниковать пока, считаю, рано. Работаем по версиям. Не все же, поди, на холостом обороте, должны на каком-то зубчике зацепиться.
— Доложи, что удалось сделать за прошедшие сутки.
Алексей приподнялся, но прокурор жестом усадил его обратно.
— Результаты судебно-медицинской экспертизы показали, что смерть Синцова наступила не в момент нанесения телесных повреждений, а позднее, от асфиксии[4]. В легких обнаружена вода. Несомненно, сначала был нанесен удар, повредивший черепную коробку, вызвавший кровоизлияние в мозг, а потом Синцов в бессознательном состоянии сброшен в воду. Теперь вопрос. А как он оказался за городом, на берегу реки? Ответ пока не ясен. Но подворным обходом выявлено: в двенадцатом часу ночи в направлении речки проследовала машина. Свидетель — шофер, поэтому категорично утверждает: автомобиль был не грузовой. Так вот, по его словам, эта машина возвратилась обратно минут через десять-двенадцать.