Леха представил, как плотно сбитую из пятерок колонну ходко конвоируют с лесоповала к дороге, а оставшиеся на просеках стрелки с тревогой вглядываются в рабочую зону. Дождутся подмоги, начнут дотошный прочес лесосеки. Не притаился ли кто под торфянистым выворотнем или смолистым лапником свежих куч. Ищите, это его; Креста, минутки. Считанные, да его. Пока не убедятся, что лесосека пуста, на след не встанут. И лишь тогда по рации затиль-тилиликает в жилую зону сигнал и радист, вольный Петька Сверчков (сегодня он в дежурке), ржавыми от табака пальцами будет рвать-ломать сургучные нашлепки с пакета, чтобы узнать, что надо ему делать (Крест будто наяву увидел выщербленное оспинками лицо Петьки) при побеге номерного зэка, то есть его, Креста.
А пока ему отпущено время, чтобы добраться до реки. По рассказам «старожилов» колонии по прямой до нее выходило не больше пятнадцати километров. Но это, если бежать ниточкой-просекой, а не петлять около завалов и павших деревьев. Важно не сбиться, не свалить с маршрута в сторону. Тогда натасканные собаки по горячему следу достанут его.
Боялся Леха не пули, ее всегда можно подловить в побеге. Страшился хриплого пенистого лая, острых, как ножовка, зубов злобных псов...
Не расступалась глухомань, не прояснялось впереди желанного просвета. Метровое, будто свитое цепкими тенетами, сибирское разнотравье путало ноги. В таком вовремя не углядишь лес-повальник, не заметишь острых, как копья, сучьев.
Запыхавшись от бега, не сразу уловил рокот вертолета. И лишь когда гигантская стрекоза прошла почти над самыми вершинами деревьев, упал в траву, вжался в прошлогоднюю хвойную осыпь. Чудилось Лехе, что заприметили его с высоты. Пальцы машинально разгребали прель, рвали траву, но земля не студила разгоревшееся лицо. Осторожно поднялся, когда затих вверху рокот. Пока пронесло. И снова непроизвольно зачастили ноги — рысцой, рысцой...
Ископыченная торфянистая тропка подвернулась под ноги совсем нежданно. Леха приостановился в третий раз за эти полтора часа одуряющей гонки. «Зверье набило тропу, не иначе, как к водопою», — сообразил он. Значит, впереди вода, спасительная влага, которая не оставляет следов.
Не таясь, не обращая внимание на раздирающее грудь жжение, рванулся он звериным скрадком. Последние минуты свободы отпускает ему судьба, и не использовать их нельзя. Затем надо затихнуть, уйти под воду, под землю, исчезнуть. Раствориться в этом зеленом безбрежье. Сейчас он мечется в таежном массиве, вокруг которого удавкой стягивается кольцо оцепления. Конечно, всей тайги им не обшарить, но возможные пути его побега они перекроют.
Сочнела трава, густые метелки били по лицу, а тропа все не кончалась, тянулась бесконечной лентой. Казалось, не час и не два продирается Крест тайгой. И уже тает надежда на встречу с рекой, уходят силы. И тут лес, будто сжалившись, расступился перед ним.
Он стоял на крутогорье, густо заросшем травой и молодым подлеском. Внизу по склизким каменьям и почерневшим стволам упавших деревьев с шумом ярился широкий поток, в водяной пыли искрилась яркой расцветки радуга. Не оберегаясь, Крест скатился с откоса, подминая прибрежную траву-резучку, выбрался на песчаный нанос, на четвереньках зачастил к воде.
В далекой сини таяла белесая дымка, изредка на небольшой высоте комками взбитой мыльной пены скользили облака. Стоял лес, тихий, прогретый, играя всеми оттенками красок. И лишь Лехе все казалось в каком-то неестественно пепельном свете.
Парило. Терпко пахло усохшим багульником. И нестерпимо нудел гнус.
«Дождя бы, — подумал Крест, — стереть все запахи, залить водой его таежные метки. И тогда бы остался один враг — тайга. Но здесь уж, как повезет...»
Первое напряжение спало: не взяли в начале побега. Сейчас он легко не дастся. Хотелось есть, и Крест пожалел, что не рискнул взять с собой припасенную буханку хлеба, убоялся проверки на выходе с жилой зоны. Окунув лицо в воду, он медленно цедил ее сквозь зубы, пока их не заломило. Потом перевернулся на спину, лежал на влажной песчаной подушке, копил силы. Прошло минут десять, может, чуть больше, но эта короткая передышка вернула бодрость, остудила от жара тело. Крест рывком поднялся, и только тут увидел, что по соседству река кажется намного шире, чем с крутояра.
Он посмотрел в низовье, куда уносила она свои воды, будто надеялся увидеть лодку или вязку-плотик. Но вряд ли река была проходимой даже для легкой лодчонки — везде виднелись завалы. Он решил перебраться на другой берег.