Юсуп приподнялся с места, хотел сказать что-то, а потом резко опустился на стул.
— Пашку я в расчет не беру, мозгляк он в таких делах. У Остаповича иная линия, вся его жизнь — алиби. Сейфы — его работа, а в сторону и шага не сделает, тем более в «мокрое дело» путаться. Вот и остались вы на пару с Крестом. Скажу прямо, хотелось бы верить, что это его работа. Только и то помни, что для Лехи кореш — покуда в деле, а как до расчета доходит, увольте, перешагнет любого и не споткнется. Ну, да спор вам двоим решать. А как на тебя Крест покажет? Пашка — брат ему, да и Остапович в одну дуду с ним наяривать будет. Вот и прикинь, коли трое на одного навалятся — сумеешь ли устоять. А может, живешь ты для них давно в прошедшем времени. Не скрою, тому, кто в смерти Синцова повинен, прокурор будет на суде просить высшую меру наказания. В этом я не сомневаюсь. Так что эта история кому-то дорого обойдется.
Алексей нарочно показывал свою осведомленность (хотя многое ему было неясно), надеялся, вдруг заговорит Рахметжанов. Давно у Юсупа бисерилась на лбу влага, и руки не находили места. И Алексей это видел. Одного боялся, не переиграть бы, не переусердствовать в своей откровенности. Не новичок Юсуп на допросах: свое до поры умолчит, а что от следователя услышит, до словечка запомнит, чтобы в камере все обдумать, к будущему разговору ответ приготовить.
— Я жду ответа, Рахметжанов.
Молчал Юсуп. Хорошо знал, что таким приемом часто ловят неопытных преступников, крутят, запутывают, пока не вытянут из них все, что они знают.
Разжал нехотя губы.
— Что ж, начальник, если и скажет что Юсуп, только сначала Креста повидает, в глаза ему глянет. Иначе — пустой номер, а я и в мутной воде вижу отлично. Есть вина — осудишь, нет — прокурор и без твоего согласия выпустит.
— Ладно, Рахметжанов, будет тебе Леха Крест, будут и факты чистой воды, только подрываешь ты веру во мне: надеялся, что есть в тебе непобитые ржой зерна, которые еще способны прорасти добрыми ростками. Никто их в тебе не посеял, видно, и сеять уже поздновато. Такие дела неприглядные. Значит, дела за фактами?
— Выходит, так, начальник.
— Завтра первый тебе и будет. То есть уже не завтра, а сегодня, если часам моим верить. Не такого я разговора ждал, да что ж... Сам ненужным упрямством выбиваешь из-под ног мосток, что смягчающим вину обстоятельством зовется. Шуткуй, запирайся, катись под гору без остановки, а под горой, сам знаешь, что ждет, тюремная академия тебе эти науки преподала.
Он нажал под столом кнопку. Вошел сержант, остановился в шаге от порога.
— Уведите.
А когда Юсуп поднялся, уже в спину ему сказал:
— До встречи, Рахметжанов. Нам с тобой отдыхать некогда.
НА КОРДОНЕ
Сколько он пролежал под старой сосной, Крест не помнит. Наверное, всю ночь. Дотаивала сумеречь, светлело вокруг, редкая звездочка еще не потускнела в небе. Намок от крови ватник, садняще горели поврежденные когтями руки, к плечу словно приложили и забыли убрать кусок раскаленного железа.
Грязно-серым комом свернулась у ног издохшая рысь, в агонии ее лапы взрыхлили вокруг землю, надрали кучки белого мха. Крест подобрал пистолет, сунул его на место. Пора было уходить, пока оставалось в теле тепло, не иссякли последние силы. Искать надо было Савелия, в нем его спасение.
Ему показалось, что кто-то подсматривает за ним, и он невольно огляделся. Лес просыпался, птицы разноголосо встречали утро. Крест с трудом поднялся, подержался за корявый ствол, сделал шаг, второй, а потом медленно побежал вниз от страшного пригорка. Оглянуться не было сил. Он решил больше не удаляться от дороги, постоянно держать ее на прицеле.
Вставало солнце, прогревало воздух. Шел Крест, спотыкался, падал и снова вставал. Иногда он впадал в забытье, очнувшись, искал глазами накат дороги и заставлял себя подниматься на колени, затем на ноги — жажда жизни, а может быть, мешок за спиной, давали ему второе дыхание...