Повело Лехе скулы, покатилось липкое тепло обратно.
— Да ты пей, не кривляйся. Мне тебя на ноги быстрей спроворить надо. А разговоры твои впереди. Сальцу этому, действительно, цены нет. Кто понимает, конечно. Кто без понятиев, пускай мел аптечный жует. Барсучок, он, брат, коренья знает, роет их и похрустывает. Яд-траву, полынь-горечь он не тронет, а вот луковку сараны завсегда уметет. Вот и примечай. Конечно, он и грызуном, змеей не побрезгует, но травка целебная, корешок сладкий — прежде всего. Прячутся у него в сальце витамины разные. Нет у нас здесь женьшеней и изюбров с пантами, а эта зверюшка водится. К осени, когда у барсука жиру с ладонь, я и ищу с ним свиданку. Пару ходов-выходов замурую бревнами, а потом гнилья соберу и — дым под землю. Вот и промысел.
Кресту, и правда, полегчало. От растопленного сала ли, теплой лежанки или слов Савелия. Лежал, слушал.
— Зверь завсегда умней человека. У него на себя только и надежда. Возьми, к примеру, собаку. Клюнет ее в пятак гадюка, разорвет она эту гадость на ошметки и в лесу потеряется. День нет, второй, третий, а потом явится здоровей прежнего. Потому что знает, какую травку съесть...
Врачевал Савелий умело. Уже через несколько дней опухоль с рваного плеча спала, исчезла на нем пугающая чернота, зарозовела кожа. Только нестерпимо зудели заживающие рубцы. Наконец, свел Савелий Креста в пышущую жаром баню, хлестал его голое тело без жалости веником, «убирал зуд и ломоту в суставах». А после снова мазал рысьи метки дегтярной мазью. Она приятно пахла медовыми травами, быстро снимала боль.
Пересиливая себя, пил Крест растопленный теплый барсучий жир, горькие настои каких-то трав и кореньев. Мирился. Знахарство дядьки — одна надежда.
От уваристых глухариных бульонов быстро входил в силу. По ночам, набросив полушубок, неприметно выскальзывал во двор, сидел на крыльце. Звезды качались в вышине. Золотым блином зависала над пригоном луна. Ночь рождала какие-то звуки. Своя жизнь у леса, свои законы у его обитателей. О себе знал твердо: подштопает ему рваную шкуру Савелий — исчезнет. Горячий привет всесоюзному розыску. Легальными жизненными дорогами пойдет Орлов Николай Сидорович, 1954 года рождения. Исчезнет Крест. А к новой биографии прикоснулся только Хардин. Не враг он себе, чтобы о таких делах другим рассказывать.
Уже в который раз обдумывал Крест все, что было с ним с начала побега. Девчонку в тайге в счет не брал. А вот с милиционером хуже, много глаз при этом было. Юсуп, конечно, — могила, умрет — не выдаст. Верти Угол? Нет, для него воровские законы писаны. Свое признает, коли прижмут, а чужое — извини: не видели глазки, не слышали ушки. Знает, чем воровские правилки заканчиваются.
Беспокоил Пашка, не распустил бы слюни. На этот случай и не знакомил его с подельниками, держал поодаль от основного дела...
Не тревожил его потаенных дум Савелий, не досаждал пытливыми расспросами. Днями пропадал в лесу, приходил обвешенный боровой дичью, приносил пучки каких-то трав, подолгу простаивал у печи, но однажды, довольно похлопав Леху по заживающему плечу, не утерпел:
— Ты, случаем, не сбег оттуда?
Не стал таиться Крест. Зачем?
— Есть, дядька, такое. В розыске я, только не это главное.
Не спрашивал больше Савелий, ждал Лехиных откровений.
— Найдут — несдобровать мне. Есть кое-что за мной. Зверь я для них, потому и мне не жить с ними в дружбе. Ну, да при случае еще поторгуемся.
Молчал Савелий. Что волнует его — не понять. Бормотал что-то про себя, вздыхал. И продолжал возиться с травами у плиты — поднимал на ноги Леху.
ОПОЗНАНИЕ
То, что Юсуп — фигура в преступном мире заметная, Алексей осознавал четко и на скорый успех в окончательном раскрытии дела надеялся мало. Юсуп просто замкнулся. Самая удобная тактика в его положении. Требует очной ставки с Крестом, а где его взять? Видно, Юсуп и дальше будет вести себя так же и признавать только то, от чего и отказываться смешно.
Пашка начал хитрить, старается уменьшить свои грехи, или правда, не различил в темноте подсевшего Юсупа, а после нападения на сторожа и убийства Синцова обуял его страх. Не до примет было. От очной ставки с Рахметжановым он наотрез отказался, а значит, опознавать не намерен. Боится, и переломить его в этом вряд ли удастся.
Со слов Пашки даже словесный портрет не создашь, не говоря уже о фотороботе. «Татарин», и все тут. Чувствуется хватка Креста: так дело обставил, что соучастники и не разглядели ладом друг друга. К тому же не исключена бутафория: парики, наклеенные усы и прочее. Фигурируют же в деле темные очки. Современный преступник на эти вещи горазд. А здесь руку приложил Крест, который подобных историй по колониям наслышался вдосталь.