– Там так и написано? – раздается смешок.
– Почитай ты.
– Я, конечно, могу почитать. Вот только ты так и не узнаешь, чем закончилось путешествие неугомонного лягушонка.
– Почему это?
– Вслух я читать больше не буду и пересказывать тоже.
Я кривлюсь и снова смотрю на стену. Кролики уже куда-то скрылись, а рыцаря съел дракон.
– Ну и ладно, – бурчу в ответ. – Я и сама все буквы знаю. Не нужны мне твои рассказы.
Мое первое воспоминание. Я и Сута в гладильной комнате. Она учила меня читать. Мне всегда нравилось возвращаться в тот день, в тот миг, когда я увидела ее лицо. Наверное, можно посчитать знаком, что именно Сута присутствует в моем первом осознанном воспоминании.
Эту книжку я все-таки прочитала и не один раз. А потом еще одну. И еще.
И когда я представляла, что вот сейчас откроется дверь приюта и войдет мама, чтобы забрать меня к себе, у нее неизменно было лицо моей милой Суты.
Больно.
Нет, я не чувствовала боль. Слово возникло само собой. Попыталась пошевелиться. Тут же на лоб опустилось что-то прохладное.
– Тише, – прошептали рядом. – Сейчас все пройдет. Не шевелись.
Медленно открыла глаза и всхлипнула. Голову будто тисками сдавило. Попыталась повернуть ее на голос, но шею сразу же укололо болью. Кажется, я застонала.
– Я же сказала, не двигайся.
– Больно.
– Конечно больно. У тебя, похоже, сотрясение.
– Я в госпитале?
Кто-то хмыкнул:
– Ага, в королевском.
Сознание уплывало.
– Эй, не спать!
– Да пусть подыхает. Лишний рот нам ни к чему.
Резкий удар по щеке заставил глаза распахнуться. Тусклый свет рисовал на потолке причудливые узоры. Вот только кроликов мне искать больше не хотелось.
– Пить. Воды.
– Ща, только не двигайся.
В губы ткнулся жестяной край кружки. Я хотела приподнять голову, но боль в шее заставила передумать. Еще и левая лопатка заныла.
– Где я? Что случилось? – прошептала я, когда ледяная вода омыла иссушенное горло.
– О, милочка, ты в полной заднице, – засмеялись где-то неподалеку.
Я скосила глаза, пытаясь отыскать говорящего, и наткнулась взглядом на лицо женщины. Бледная кожа буквально обтягивала ее череп, а огромные глаза смотрели на меня с тревогой.
– Ты ничего не помнишь? – шепнули ее синеватые губы.
Помню. Слишком хорошо все помню. Площадь. Демоны. Шанталь. Она была заодно с этими тварями.
– Где я? – спросила еще раз.
– В Крысятнике, – ответила мне эта худая женщина, вновь прикладывая свою руку к моему лбу.
– Что? Я не понимаю.
– Поймешь еще. Когда очухаешься. – Вновь этот голос. Резкий, с визгливыми нотками.
– Мужчины. Со мной были мужчины. Они здесь?
– О, здесь демонова куча мужчин. Выбирай не хочу.
Женщина рядом со мной недовольно обернулась и шикнула на ту, что говорила.
– Не слушай ты эту дуру, – она вновь посмотрела на меня, быстро улыбнулась. – Крысы тебя одну сюда притащили. А мужчины… можешь считать, что их больше нет в живых.
Зажмурилась. Тошнота подкатила к горлу, заставляя судорожно сглотнуть. Нет, этого быть не может. Просто не может.
В мои недолгие минуты бодрствования сокамерницы (да, находилась я именно в камере, об этом мне тоже они сообщили) вводили меня в курс дела. Всего моих подруг по несчастью было двое: Ясмин – синамка, проданная в бордель собственным братом, и девица, с едким смешком назвавшаяся Красоткой (о, я потом увидела причину ее веселья). Но это только у нас, а всего камер, по их словам, было штук десять, и в каждой находились девушки. Те существа, что я приняла за демонов, оказались обычными людьми. Крысами, как их прозвала Ясмин. Они постоянно совершают набеги на Веселый квартал, чтобы похитить девиц для каких-то бойцов. Но обычно Крысы проворачивают свои делишки тихо, почему на этот раз они решили устроить такую резню, мои сокамерницы не знали. Также они не смогли точно сказать, сколько дней прошло с момента моего заточения. Окон здесь не было, убежище этих Крыс находилось где-то под землей, и наружу их никогда не выводили. Только к воинам. Про воинов они тоже не захотели мне рассказывать. Красотка лишь зло сплюнула и обозвала их каким-то странным словом, значение которого я не знала.