Старинную Европу раздирая,
Час от часу огромней и грозней
На рубежах растет стена живая,
Незыблемей незыблемых камней.
Как тягостна наука боевая!
Но тысячи уже сроднились с ней,
В чудовищных сраженьях забывая
О радостном содружестве людей.
Ребяческих, игрушечных мечтаний
Назойливая власть еще сильна,
Но им не место в осажденном стане,
Где дымная поднялась пелена,
И слышно, как вдали, в густом тумане,
Гремит неистощимая война.
IV
Гремит неистощимая война,
С низинами уравнены высоты;
Едва ли есть счастливая страна,
Не знающая воинской заботы!
Однообразнее веретена
Рокочут бдительные пулеметы;
За каждый шаг – безмерная цена,
И умирают храбрые без счета.
Но чуткие весы доселе не дрожат,
Кому торжествовать, еще не зная,
Кому расстроенным бежать назад.
И каждый день слепых снарядов стая
Свирепствует, сражая наугад,
Сметая все, от края и до края.
V
Сметая все, от края и до края,
Текут потоки пламеносных рек,
И кажется, что Истина седая
Безумствующих кинула навек.
За лютой смертью смерть спешит вторая,
Все рухнет, чем гордился человек;
Бессильно вздрагивают, догорая,
Останки храмов и библиотек.
Опять в земле Милосская Венера,
Полотна Винчи, – штуки полотна,
Утеряна погибнувшему мера,
И злобою бушующей пьяна,
Как сказочная жадная химера
Несется беспощадная волна.
VI
Несется беспощадная волна,
Не удержать взметнувшейся стихии;
Поблекнула небес голубизна,
И вслед пророкам смолкнули витии.
Но если б и настала тишина
В смятенном ожидании Мессии, –
Увидела бы красная луна:
Погибли голуби и гибнут змии.
Прогневался неправедный Творец.
За несвершенные грехи карая,
Определил страдальческий венец.
В отчаяньи вопит земля родная,
Как бы предвидя горестный конец,
И стонут люди, в ранах умирая.
VII
И стонут люди, в ранах умирая,
И все лелеют робкие мечты:
Прекрасною воспрянет жизнь земная,
На красной крови – красные цветы.
Но прежде победить! И, напрягая
Остаток сил, указанной черты
Не могут досягнуть, и Смерть, вздыхая,
Бросает им забвенье с высоты.
Все для войны – и подвиги и мысли;
Засеяны костями семена.
И павших невозможно перечислить.
И вновь, в шинелях серого сукна,
Идут на бой на Сомме или Висле,
Но чаша не осушена до дна.
VIII
Но чаша не осушена до дна!
Гонения ушедшим слишком рано!
Подавленная воля не вольна,
Нельзя в себя замкнуться невозбранно.
Петля потомкам явственно видна,
И цепи небывалого обмана
Готовы до последнего звена –
Грозит копьем железный Рах Romana.
Все для войны! Не думай о себе
И не живи, мечтатель, одиноко,
Но принимай участие в борьбе.
Бежит, бежит струя рдяного тока,
И люди доверяются судьбе,
И в гуле битв ничье не видит око.
IX
И в гуле битв ничье не видит око,
И в гуле битв у всех притуплен слух,
Не различить зловещего упрека,
Вотще, вотще предупреждает Дух.
И все рассвет по-прежнему далеко,
И в третий раз не пропоет петух,
И вождь и пленник не поймут урока,
Костер надежды вздрогнул и потух.
Сложил копье воинственный Георгий,
И только золота проклятый звон
И голоса предателей на торге,
А в этот час, заслыша скорбный стон,
Восходит Солнце в яростном восторге
В краю, где в море рухнул небосклон.
X
В краю, где в море рухнул небосклон,
Сливаясь с ним в прозрачно-желтом свете,
И вишен ароматом напоен
Горячий воздух, в снах тысячелетий;
И вечером кули бежит в притон,
Где опиум раскидывает сети,
Задумался Китай, и ждет Ниппон,
И люди – созерцатели и дети.
Оставлены старинные мечи,
В оружье вкралась ржавчина глубоко,
Сгорает жизнь спокойнее свечи,
Но, может быть, пробудятся до срока
И грянут тучей хищной саранчи
Медлительные правнуки Востока.
XI
Медлительные правнуки Востока
Уже давно внимательно следят:
В борьбе междуусобной и жестокой
Арийцы слепо пьют смертельный яд.
И хлещут брызги ярого потока
И странным ожиданием томят:
Тебе, Восток, тебе взойти высоко
И царственный тебе принять наряд.
Что сделает неумудренный кровью
Усталый Запад, в бедах исступлен,
Когда, стекаясь к бранному становью,