На Страстной отговею. На Пасхе кудрявой
В балаганы и цирк непременно пойду.
Заслонюсь я от Вас пьянорваной оравой,
В оглушительном гуле избуду беду.
Почему мне так грустно? Почему мне так холодно?
Почему так безжизненно замирает перо?
Огорченное сердце предательски молодо.
Коломбина уехала. Но остался Пьеро.
Почему я сегодня какой-то покинутый?
В окна сумрачно бьется озлобленный град;
А любовь за кулисы опять отодвинута.
Мы давно не встречались. Так лучше. Я рад.
«Облака – проворней белки…»*
Облака – проворней белки.
Небо – синего стекла;
О любовной переделке
Говорят колокола.
Размалеванный Петрушка;
Развеселый балаган;
Разноцветная игрушка;
Залихватский барабан.
Нынче праздник красной Пасхи;
Вьются пестрые платки;
Дразнят слаженные наспех
Невысокие лотки.
Сладким запахом встревоженный,
Покупаю сласти.
Шоколадное мороженое
Я люблю до страсти.
Накупил фигурок паточных
Две большие горсти;
И, накушавшись достаточно,
Запиваю морсом.
Эх, прокатят – не обманут
Сивогривые коньки;
Звонко звякают в кармане
Медным звоном пятаки.
Балаганному веселью
Не предвидится конца;
Закружились карусели,
Закружили молодца.
Кони мчат, весну почуя;
Эй, захватывает дух!
Мне не нужно, не хочу я
Ваших ласковых присух.
Чтоб забылось поскорее
Ваше бледное лицо,
Мне досталось в лотерее
Обручальное кольцо.
Сожаленья мне не надо;
Жизнь упорно хороша.
Улыбается прохлада,
Полы платья вороша.
Лихо скомкана папаха.
Душу тешит летний звон;
Запляши, пляши, деваха,
Загуляй, гуляй, челдон.
Облака проворней белки,
Небо синего стекла;
О любовной переделке
Говорят колокола.
«На затопленный остров, где накидан булыжник…»*
На затопленный остров, где накидан булыжник,
Где капризные струйки засвирелили бально,
Где зимой упражняется снегорежущий лыжник,
А теперь мягкотравье и смешные купальни,
Перешли мы вприпрыжку по трясучей плотине,
Декламируя Игоря, несравненного Игоря
Каплежемчуг поэзы. Пахло высохшей тиной
И духами Rigaud и фабричною пригарью.
В этот вечер мы стали упоенно моложе.
Рифмовздохи за нами волочилися шлейфом.
Вы немножко устали, и на каменном ложе
Насладиться решили оприроденным кейфом.
Засмеялись и поняли, что не надо инертнить,
Что жасминовый вечер надо сделать удачным.
Поцелуем поэзы хорошо одессертнить;
Надо сделаться пряным, легкомысленно-дачным.
Завалторнели хищно напряженные нервы,
Губы жадно заныли и поверили прочно.
Я взглянул выжидательно: нет, уж лучше Вы первой.
Может быть, Вы хитрите? Или, просто, нарочно?
Изогнулись, приблизились эти губы-кораллы,
Обожгли и овеяли легкокудрой насмешкой.
А в душе заиграли огневые хоралы;
Заиграли, сказали: «Ну, целуй же! Не мешкай!»
Ах, с трагической миной мы у жизни не просим
Ни какой-то там верности, ни «любви до могилы».
Я для Вас – грезошалость. Я за номером восемь.
Для меня Вы мгновенье неожиданной силы.
Об одном пожалею: почему Вы не дама?
Почему предложенья Вам не сделал Рокфеллер?
О, тогда бы лакеи изогнулись рядами,
Услыхав над отелем оручневший пропеллер.
О, тогда бы в отеле Вы тихонько сказали,
Чтобы я приходил, если буду в ударе.
Был бы я не в гостиных, не в украшенной зале,
Был бы я в полумраке, был бы я в будуаре.
Впрочем, мы и теперь не замрем, не застынем
Вот на этих булыжниках, в этом царстве сосновом.
Поцелуйте до боли! Или нужно идти нам?
Это очень досадно. Но увидимся снова?
А покамест приличия завалили сугробно,
Стал я вновь неуклюжим, словно парень в азяме.
Мы друг другу понятны; друг для друга удобны;
С эротическим вздохом мы расстались друзьями.
«Ударили воду тяжелые весла…»*
Ударили воду тяжелые весла.
Разрезала ночь желтизна метеора.
Вы стали спокойной, уверенно взрослой,
Как будто читающей вечную Тору.
На лодке визгливо разбили бутылку,
Гармоники дружно ведут серенаду.
Целуйте по-прежнему: красочно-пылко.
Зачем осторожность? Оставьте «не надо».
Что будет, то будет. Сверкающей жаждой
Исполнены души до самого края.
Не нужно повторностей. Только однажды.
Судьба не догонит. Судьба не карает.