В лазурные страны умчавшись безвольно,
В угарных желаньях могли мы признаться
И нежно простились, когда колокольня
Сквозь сон прохрипела: «Двенадцать. Двенадцать».
А мне захотелось воскликнуть: «Останься!»
Как будто бы разум похитило сердце.
Ах, я Санчо-Панса, смешной Санчо-Панса,
На призрачном троне обманутый герцог.
«Туманное утро. Предутренний сон…»
Туманное утро. Предутренний сон
Спокойной березовой рощи.
Я молод. Я ранней любовью спасен.
Все кажется ближе. Все кажется проще.
Подернуты ветви прозрачным пушком.
Очнулся, раскрылся, смеется подснежник.
Сегодня мы вместе. Сегодня вдвоем.
В глаза посмотрели внимательно-нежно.
Немудрые души слагают хвалу:
Проснувшийся ворон, ожившая плесень.
Рассветно колеблясь, возник поцелуй,
Застенчиво робок, почти бестелесен.
Лесная молитва алмазно чиста.
Колышется бледно-зеленое piano.
Приблизились лица. Целуют уста.
Касаются жадно. Впиваются пьяно.
Согласно ликует проснувшийся лес.
Туман озолочен косыми лучами.
Светло знаменуя свершенье чудес,
Журчат поцелуи, рокочут ручьями.
«Гремел оркестр на скетинг-ринке…»
Гремел оркестр на скетинг-ринке;
Июнь прощальным дышал огнем.
Мне нужно, детка. Смахни слезинки.
Забудь о сказке. Забудь о нем.
К чему любовные насилья?
Тоскливонежность блаженных ков?
Спадая, снова громоздились,
Края зубчатых облаков.
Зачем упреки? К чему усталость?
Сожги остаток весенних дней!
Луна с Верленом состязалась
Красивой сменностью теней.
Как 6ы ступенью гигантских лестниц
Качался в небе Млечный Путь.
Ах, этот месяц! Счастливый месяц!
Не нужно, правда. Скорей забудь.
Смахни слезинки. Вернись к игрушкам.
Пиши в альбомы, сбирай букет.
Ночной дозорный бил в колотушку,
Как будто мальчик играл в крокет.
«О, мечтам заплатил я сероскучною данью!..»*
О, мечтам заплатил я сероскучною данью!
И мечты засмеялись, навсегда улетая.
Вы чуть-чуть опечалились, говоря: «До свиданья,
Проведу я все лето на кумысах Алтая».
Я молился тоскуя, – да, не правда ли, странно?
Чтобы дольше сверкала бирюзовая гамма.
А потом – я уеду в некультурные страны;
А потом – Сан-Франциско; а потом – Иокогама.
Вас я нежно измучивал, целовал Ваши губы,
В лилоалой аллее олелея лилейно.
Но мечты засмеялись, захихикали грубо,
Захихикали грубо, засмеялись елейно.
Уничтожу все письма: я сожгу их на свечке;
Вспоминая предсмертно, что меня Вы ласкали.
Неужели револьвер пожалеет осечки?
Неужели ужалит цианистый кали?
Ну, довольно. Зачем же растревоживать нервы?
Разве мало бессонниц и угрюмой мигрени?
В жизни много влюбленностей, – это во-первых.
Если высох подснежник, приласкают сирени.
«Мне будет другом, мне будет братом…»
Мне будет другом, мне будет братом,
Кто рифму новую найдет,
Кто повторит тьсячекратно
Моих мечтаний гибкий ход.
Кто нас полюбит, – таких беспутных?
Кто нам подругой захочет стать?
Кто в наших прихотях минутных
Сумеет с нами не устать?
Любви не нужно. Стихи и песни
И афоризмов холодный плеск.
Скажи, что лучше, что интересней,
Чем ясной мысли сухой гротеск?
Мы одиноки. Но мы поэты.
В изнеможении склонясь,
Лелеем рифмы стихом эстета.
Любви не нужно. Не нужно Вас.
Шампанские поэзы
«Вы помните, царица Гиперборейских стран…»*
Вы помните, царица Гиперборейских стран,
Сгорающих мальчишек, эффектный ресторан?
В отдельном кабинете смешное еп trois,
В молочно-белом свете хмельное ирруа?
Цветы струили ласки. Причесанный позор
Коврами запечатал давно привыкший взор.
Тяжелые каскады оранжевых гардин
Разлили по кушетке холодный гренадин.
Воспел в концертном зале скучающий рояль
Моей наивной грусти поруганный Грааль.
Вы были в этот вечер безумно хороши;
Я страсть мою разменивал на ломкие гроши.
Для Вашего Изящества я чистил ананас;
Ваш спутник дикой ревностью поглядывал на нас.
Я понял: я невольник, срывающий Анчар.
Не в силах я разрушить костер постыдных чар.
«Разбирая перчатки в магазине Кальмеера…»*
Разбирая перчатки в магазине Кальмеера,
Мы сплетали остроты в голубой causerie,
Вы играли намеками, словно бархатным веером;
Аромат недомолвок; флиртороз тропари.