Божья Матерь, строгая Владычица!
Пресвятая Дева Богородица!
Если юному соблазн попритчится,
Он Твоей заступой огородится.
В мире счастье – скверна. Жизнь греховная.
Истомленный тяжестью чугунною,
Я скуюсь пречистыми оковами, –
В монастырь с безжалостным игуменом.
Приими меня в обитель дальнюю!
Чудотворным укрывая пологом,
Душу скорбную, нетронуто-печальную,
Ты не выдай на смех лютым ворогам.
Плоть бунтарскую смирю веригами;
Обессилю тело власяницею;
Искушенный дедовскими книгами,
Дух плененный станет вольной птицею.
«Храм Василия Блаженного…»
Храм Василия Блаженного.
Лики сумрачных божниц.
В одинокую моленную
Я вхожу. Склоняюсь ниц.
Этот храм, – обитель Грозного.
Опустив усталый взор,
Он бредет тропой морозною
Помолиться в свой притвор.
Слышу шорохи под сводами…
Царь великий, это ты ль?
Он крадется переходами,
Опираясь на костыль.
Слышу скрип дверей узорчатых;
Свет свечи прорезал мглу;
Распахнул киот трехстворчатый,
Распростерся на полу.
Боже, властью неуемною
Ты за что меня взыскал?
Верно ль я судьбину темную
Государства разгадал?
Я – Владыка, Я – Помазанник.
Княжьей власти не хочу.
Я заморскими алмазами
Божьи ризы расцвечу.
Я послал своих опричников
По опальным городам;
Возмещу десятерично я
Возмутившимся рабам.
Наша власть – самодержавие.
Послушанье – ваш удел.
Наши цепи не заржавели;
Царский гнев не оскудел.
Пусть тяжелые наручники
И невольничий ярем
Наказуют ненаученных
Преклоняться пред царем.
Я труды подъемлю страшные,
Одинок в родном краю.
Но зато утешусь брашнами
Божьей трапезы в раю.
От двенадцати евангелий
Православный выйдет люд,
И тогда святые ангелы
Душу царскую возьмут.
Упокоюсь в райских сенях я,
Позабуду здешний смрад.
Приими мои моления!
Ты всесилен! Свят! Свят! Свят!
Но прервал ночное бдение
Легкий треск – трамвайный звон –
И рассеялось видение,
Разошелся старый сон.
«Леший, леший, будь мне братом!..»
Леший, леший, будь мне братом!
Сделай книжника – лесным!
Хищным, смелым и косматым,
Неуемным и простым.
Я хочу веселым зверем
Целовать седые мхи;
Я в лесу построю терем,
Декламируя стихи.
Шерстью длинной обрасту я,
Буду рыкать и шипеть,
Мать-Пустыню Пресвятую
Лешьим сердцем буду петь.
Что мне серенькие книги,
Серый город – скучный враг;
Настоящею шишигой
Буду прятаться в овраг.
Побреду в каменоломню,
Отточу сверкучий стих;
Позабуду и не вспомню
Грохот пыльных мостовых.
«Солнце! Море!..»
Солнце! Море!
Кровь! Свет! Любовь!
Жертвы готовь!
В праздничном хоре,
в праздничной пляске
Солнечной ласке,
Теплу,
Морю премудрому,
Силам могучим
Кричим хвалу!
Пляшем, скачем!
Пламеннокудрые,
От вас получим
Мясо горячее,
Кровь и жир!
Вы создали мир!
Мудрые, вечные,
Людям дали радость любить,
Новую радость: убить;
Бегущую кровь радостно пить.
Добрые, вечные!
Каменные наконечники
Надели нам на копья,
Чтобы верней поражать врага.
Но ваша воля строга:
Если забудем,
Жертв приносить не будем,
Глянете вы исподлобья;
Море погонится за нами,
Затопит остров волнами…
Нет! Мы жертвы вам принесем,
Вам благодарные крики пошлем.
Кричим и поем
В радостном хоре
Вновь и вновь:
Кровь! Свет! Любовь!
Солнце! Море!
Море спокойно было,
Тихо сверкало вдали.
Солнце любовно светило
Первенцам мощной земли.
«Жарким вечером томимый…»*
Жарким вечером томимый,
У болотного протока,
Где зеленая осока,
Окруженный синим дымом,
Хороню свою печаль,
Заклинаю злую даль.
Вон, – ширяют по болоту
Неулыбы сизой тучей,
В душу просятся обманом
Навести тоску-заботу;
По-низам, в траве пахучей,
Белым стелются туманом.
Собралась в тоске заумной
Немочь ржавая в кусты,
Чтобы плакаться неслышно,
Неизбывно, неиздумно
Над судьбою никудышной,
Над задавленною долей,
Над неявленною волей.