- Макей! Ты чего там? Пойдем…
- Сейчас, - отмахнулся от собутыльников странный человек.
- Со службы пришел, думал ехать в институт поступать. Инженером хотел стать. Хотел. А тут… Совхоз развалили, все растащили, кругом инфляция, денег не платят. У матери ноги отнялись, братишка маленький еще. А она… Уехала. Работал, работал, работал… Днями, с комбайна не слезал, матери хоть на лекарства. Вечером придешь… Спасибо, соседи помогали, кормили. Третий год зарплату не дают. Все комбикормами, дровами да сеном рассчитываются. Пшеном… Мать умерла. Братишка ночью в магазин залез. Конфет, печенья захотелось. Сейчас на малолетке. Там хотя бы кормят… - он вдруг резко обернулся и увидел выходящую из дверей сельмага Ольгу.
Руки бессильно опустились, бутылки попадали на землю. Он стоял окаменевший и не мог отвести от нее удивленного восторженного взгляда.
- Оля! – чуть слышно прошептали губы.
Его товарищи подбежали, подхватили драгоценную водку. Дергали за рукав, звали. Он не замечал ничего вокруг. Очарованно смотрел, как она приближается, совсем его не узнавая. Подошла, повернула голову, ужаснулась:
- Женя? Что с тобой, Женя? Что случилось?
- Оля!.. – губы дрогнули. – Приехала! Я слышал… - вдруг до него дошла какая-то мысль. Он посмотрел на стоящего у машины Дмитрия.
- Так это… Это и есть, жених твой? Так вот кого ты выбрала… - слезы хлынули ручьем.
- Не надо, Женя! Не плачь! – она платком вытирала его глаза.
Он прижал к своим губам ее руку.
- Оля! Оленька! – хотел что-то сказать и не мог.
- Пожалуйста, Женя…
- Почему все так? Никого не осталось! И ты… Зачем жить? – он вдруг выпрямился, вырвал платок, посмотрел прояснившимся взглядом на Диму.
- Любишь? Любишь ее? Ведьма она! – неожиданно выпалил он. – Ведьма! Ее нельзя любить… Нет… - он грохнулся перед ней на колени. – Прости, Оленька! Прости…
Стоящие рядом друзья кинулись поднимать его.
- Пойдем, Макей! Пойдем отсюда…
Он встал, отряхнулся. Долгим, запоминающим взглядом всмотрелся в нее.
- Ольга! – она подняла глаза. – Прощай, Оля! – повернулся и, ссутулившись, опустив плечи и низко повесив голову, медленно побрел прочь.
Его приятели бросились за ним, догнали, стали о чем-то спрашивать. Тот отмахнулся от них и быстро зашагал в сторону видневшихся среди зарослей кустарников домов.
Ольга стояла пораженная, совершенно обескураженная встречей с одноклассником. Дима подошел к ней, обнял. Она прижалась к нему, заплакала горько. Он не знал, что сказать, молчал, ласково поглаживая ее волосы.
Остановившиеся прохожие наблюдали эту сцену. Из окон магазина выглядывали любопытные покупатели…
Вечером собрались гости – близкие и дальние родственники. Диму и Ольгу усадили во главе стола. Рядом сидела нарядная Анюта и внимательно следила, чтобы тарелки и бокалы молодых не были пустыми.
Несмотря на подавленное состояние, Ольга пыталась казаться радостной. Улыбалась через силу, отшучивалась. Наконец, не выдержала, шепнула ему:
- Я не могу больше… - и выбежала из-за стола.
Гости были уже здорово навеселе, и никто ничего особенного не заметил. Только Аня недоверчиво смотрела на него. Дима сам был не в своей тарелке. Роль жениха оказалась очень и очень не простой.
- Что происходит? – спросила Аня.
Он промолчал, положил руку на плечо. Она замурлыкала как сытая кошка, прижалась к нему.
- Отобью тебя у Ольги! – пошутила.
Он легонько щелкнул ее по носу, поднялся и вышел на улицу.
Ольга сидела на завалинке одна и горестно безутешно плакала. Дима сел рядом, обнял крепко. Она зарыдала сильней, прильнула к нему и громко, безостановочно всхлипывала, обреченно и жалобно вздыхая.
Все же пришлось вернуться за стол к гостям. Ольга привела себя в порядок и, собрав остатки самообладания, тихо сидела, стараясь не привлекать внимания. Но разгоряченные родственники не пожелали оставить будущего жениха и невесту в покое. Какой-то, огромного роста и необъятных пропорций, дядя, весело шутил и раскатисто смеялся, а потом, опрокинув в себя полный стакан, громыхнул непререкаемым тоном:
- Горько!
И гости, крайне обрадовавшись, закричали вразнобой, загомонили нетрезвыми голосами, зашумели радостно, поддерживая остроумного оратора. Никакие возражения не принимались. Родственники требовали немедленных доказательств любви и серьезности намерений. Деваться было некуда.
Они поднялись, внимательно и напряженно глядя в глаза друг другу. Что-то происходило в этот миг. Между ними проскакивали незримые, но вполне осязаемые искрящиеся импульсы, притягивающие неудержимыми магнитными полями. Мягкие невесомые волны, соединяясь, переплетающимися живыми энергиями, образовывали волшебную светящуюся ауру, окружая все вокруг серебристым мерцающим сиянием.
Губы встретились, прижавшись легким воздушным касанием, и вдруг неудержимо и сильно слились в чувственном жарком поцелуе.
Гости громко и одобрительно хлопали, говорили какие-то слова. Дима ничего не слышал, погруженный в сладостные ощущения. Не мог оторвать от нее взгляд. Ольга, с прелестным пунцовым румянцем на щеках, прятала глаза в тени густых ресниц, переполненная противоречивыми эмоциями и совершенно растерянная от избытка впечатлений.
Незаметно застолье стало подходить к концу. Люди неторопливо расходились по домам, желая молодым счастья и крепко обнимая. Мужики все, как один, желали непременно выпить с будущим женихом. После троекратного лобзания произносился следующий тост, и все повторялось вновь. Отказаться или уклониться не было никакой возможности, и к концу вечеринки Дима еле стоял на ногах.
Сестры бережно отвели его в спальню и аккуратно уложили в постель.
- А как же сказочная ночь любви? – Аня, смеясь, смотрела на Ольгу.
- Молчи… - шлепнув ее слегка ладонью, отозвалась Ольга. – Не будет ночи…
- Повезло же тебе, Оля! Такой парень! Счастливая… - она обняла сестру. – Я тебя сильно, сильно люблю! – поцеловала в щеку и легко умчалась прочь.
Ольга долго смотрела на него, размышляя о странном стечении обстоятельств и непредсказуемости поворотов судьбы. Затем поправила одеяло и вышла.
Дима проснулся среди ночи. Сильно хотелось пить, и он, тихонько пробравшись через горницу, где спали родители и младшая сестра, вышел в сени. Долго и с наслаждением пил прохладную колодезную воду. Затем опрокинул на кипящую голову целый ковш и сел на крылечке. Сразу стало легче, мысли прояснились, вспоминался вчерашний вечер.
- Может это и есть любовь? – думалось. – Никогда ничего подобного не испытывал. Какое-то чувство оторванности от реальности, замкнутости пространства. Я и она… Остальное тоже где-то рядом, важное, нужное, необходимое, может быть опасное, но все же, второстепенное, не такое значительное. Что же дальше? Ее нельзя не любить!
Посидел еще немного, размышляя. Подивился ночной расстилающейся перед ним панораме, сияющему проблесками звездному небу, далеко тянущейся неровной кромке загадочного леса, темнеющего у самого горизонта. Долго прислушивался к бесконечному стрекотанию цикад и заливистым трелям сверчков, прячущихся где-то в густых сочных травах, переливчатым песнопениям полуночного пересмешника…
Наконец проскользнул в темную горницу, пытаясь незаметно вернуться в спальню. Сделал несколько шагов и замер от неожиданности. Из-за закрытых дверей глухо доносился зовущий голос Ольги. В комнате все было тихо, слышалось лишь мерное дыхание спящих родителей.
Дима крадучись пробрался в спальню. На широкой залитой бледно-желтым лунным светом постели, разбросав подушки и одеяла, разметалась спящая Ольга. Короткая ночная рубашка высоко поднялась, почти полностью открыв белизну стройных ног. Обтянутая прозрачной кружевной тканью небольшая грудь, выделялась двумя упругими полусферами. Длинные темные волосы разлились тяжелой волной по белоснежным простыням. По лицу пробегали неясные колеблющиеся тени, губы страстно шептали что-то. Спина выгибалась, обозначая непрерывное плавное движение, загорелые бедра равномерно сжимались и разжимались, быстрое прерывистое дыхание вырывалось из груди. Негромкие будоражащие стоны шли откуда-то из глубины, обнаженные руки будто обнимали кого-то, неистово сжимая в объятиях.