— Я обожаю Францию. Учился в Париже, преподаю французский в Венеции. Так что, сами понимаете, для меня встретить француженку — все равно что вернуться в молодость. Не могу устоять! Надеюсь, что не кажусь вам невежей?
Мне следовало догадаться. Будь я итальянкой или бельгийкой, он бы даже не взглянул на меня.
— Вы впервые в Венеции?
— Я здесь уже два месяца. С мужем. Он… очень ревнив, так что, если не возражаете…
Неужели не ясно, что я хочу от него избавиться?!
— Понимаю. Вы очень красивая женщина. Простите за назойливость.
Уходит! Это к лучшему. Я не стану осложнять себе жизнь только потому, что какой-то незнакомец нашел меня красивой. Кстати, Пьер тоже считает меня красивой, хоть и перестал повторять это каждое утро.
— Надеюсь, вы побывали в Галерее Академии? Нет? Если хотите… я мог бы провести для вас экскурсию. Завтра, в одиннадцать, идет?
— О, вряд ли я…
— Ладно, подумайте. Я обязательно приду, буду стоять перед входом. Надеюсь на встречу.
Пьер уже выходит из воды. Жюльетте становится не по себе. Если смотреть против света, его вполне можно спутать с незнакомцем, который, проследив за ее взглядом, поспешно удаляется, бросив на прощанье «arrivederci bellissima». Его слова отзываются в ушах Жюльетты победным маршем. Bellissima! Стоило приехать сюда, чтобы услышать это адресованное лично ей «bellissima»!
— Чудная водичка! — восклицает Пьер, клацая зубами. — Ты встретила знакомого?
— Нет. Возьми-ка полотенце, простудишься.
— А чего хотел тип, который сбежал, увидев меня?
— Ах, этот… Не знаю, он не говорит по-французски.
— Все ясно. Наверное, жиголо. Принял тебя за богатую вдову. Ну что, идем обедать?
Ты увлеклась, бедная моя Жюльетта! Это единственное разумное объяснение. В твоем возрасте не пристало изображать королеву пляжа! Но зачем же так грубо возвращать меня к реальности? Никто не имеет права мешать мне мечтать. Bellissima — это обо мне и только обо мне.
В обеденном зале «Гранд-Отеля» Пьер и Жюльетта сидят за слишком широким для влюбленных столом. Помпезный декор вынуждает держать спину прямо, и снять туфли Жюльетта тоже не осмеливается. Распухшие ноги горят, сердце стынет от этого места, созданного для людей, презирающих таких, как она, маленьких и беззащитных. Официант смотрит без улыбки: он понимает всю неуместность ее присутствия под хрустальными люстрами.
— Тебе нравится?
Когда Пьер вот так ее о чем-нибудь спрашивает, нужно восторгаться.
— О да! Высший класс.
По тому, как хмурится Пьер, Жюльетта понимает, что дала неверный ответ.
— Если не возражаешь, я сделаю заказ. Ты ведь знаешь, в винах я разбираюсь.
А разве у меня есть выбор? Пусть берет что хочет, от всех этих тарабарских названий я потеряла аппетит. Тут даже крошку на скатерть незаметно не уронишь — сразу кто-нибудь подбегает с метелкой и наводит порядок, глядя поверх твоей головы. Неужели трудно дождаться, когда мы уйдем? Берегись, Жюльетта! Нельзя скомпрометировать Пьера, ты ведь умеешь себя вести. Врожденное благородство — так говорила мама.
— Рад, что тебе здесь нравится, — говорит Пьер, принимаясь за еду. — Я не был тут со дня последней годовщины своей свадьбы. Мы и венчание праздновали в этом зале. Флора так захотела. Теща с тестем сняли для нас апартаменты Томаса Манна — самый красивый номер, с видом на море. Я покажу тебе его окна, когда выйдем.
Может, он и про первую брачную ночь мне расскажет? Ностальгию нужно держать при себе, как плохое настроение. В Бель-Иле я не потащила его на поле, где состоялась «блинная вечеринка» по случаю нашей с Луи свадьбы! Да я бы его и не нашла, столько домов там понастроили. Мы удовольствовались складными столами и стульями — ресторан нам был не по карману. Сами понимаете, брачную ночь тоже пришлось провести не в помпезном номере венецианского отеля.
— Мы каждый год приезжали сюда праздновать. Заказывали один и тот же столик, одни и те же блюда — те, что я взял сегодня. Я впервые здесь без нее. С тобой, — заключает он, беря Жюльетту за руку.
— Ты прав, это лучше, чем ничего.
Пьер не замечает иронии в голосе Жюльетты, она ей не свойственна. Жюльетта внезапно стала ревнивой, осознав себя «вторым составом». Я согреваю его старость, как теплое одеяло, я для него — не более чем компаньонка. Беря меня за руку, он думает о другой, умершей, у которой было сказочно прекрасное тело и манеры принцессы. На ее фоне я выгляжу такой незначительной, что он наверняка даже не чувствует себя неверным мужем.