— В последние дни ты выглядел стариком и вел себя как старик.
— Люблю ходить по краю.
— Ты прекрасно знаешь, что я не понимаю иносказаний.
— Галерея Академии, Жюльетта.
— Так ты знаешь…
— Я послал Джульетту проследить за тобой и понял преподанный урок. Человек стареет гораздо медленнее, если не уверен, что действительно добился своего. Ты нужна мне, Жюльетта. Пообещай, что вернешься.
Приехали! Сердцеедка — в моем-то возрасте! Ни за что бы не поверила, если бы не услышала собственными ушами. Но я не хочу ничего обещать, только не сейчас. И потом, если я правильно усвоила урок, мне следует быть соблазнительно-желанной. Зацепись за эту идею, Жюльетта. Стой на своем, даже когда Бабетта начнет осыпать тебя градом упреков. Ты ни перед кем не обязана отчитываться. Есть только ты и Пьер, остальное значения не имеет.
— Отведешь меня выпить cappuccino у Флориана?
— Но…
— Я тебя приглашаю.
— Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом. Ладно, согласен! Но твоя дочь…
— Она приехала посмотреть, как Анна умирает. Я предпочитаю сохранить ее живой в своем сердце. Подождешь, пока я переоденусь?
Выйдя из кафе, они долго бродили по улицам, целуясь на каждом углу, а когда вернулись, узнали, что Анна покинула этот мир с последним лучом солнца. Бабетта надела темные очки, Бернар в одночасье поседел. Им хватило такта горевать молчаливо и отклонить приглашение Пьера на ужин. Они почти cразу уехали в гостиницу. И тогда Жюльетта обмыла внучку и одела ее в красно-белый наряд, которым Анна так гордилась. Потом она открыла окно и впустила в комнату гул вечерней Венеции, баюкая девочку в ее последнем, самом долгом на свете сне, которым закончилось ее невероятное путешествие.
Теперь все в доме спят. Анна лежит на спине, с навечно застывшей на губах улыбкой; полностью обнаженная Жюльетта — она наконец-то свободна! — обнимает уснувшего Пьера.
Глава 11
Все происходит совсем не так, как она предполагала. Она думала, что забыла запах, которого не замечала, живя в Бель-Иле. Трудовой аромат чистоты и вылизанности. Пчелиный воск, стиральный порошок, хозяйственное мыло. И едва уловимая, невесть откуда взявшаяся цветочная нотка. Вот только какой цветок так пахнет? Жюльетта вдыхает запахи своего дома, и на глазах у нее выступают слезы. Не смей, прекрати! Это неуместная сентиментальность. Ты сама приняла решение уехать, и тебе не обязательно было возвращаться. Так что не жалуйся!
Две пары часов отбивают пять вечера, паркет в столовой скрипит, ничего не изменилось. Луи не говорит ненужных слов и ведет себя так, словно Жюльетта уехала накануне и он не боялся ее потерять. Он не задает вопросов, просто сжимает ее руки в своих и произносит сочувственным тоном, что рад ее видеть. Что расцвели плетистые розы. Что он срежет их к похоронам малышки. Не платить же целое состояние флористу, когда в их саду растет все, что нужно.
Луи одет в новый свитер — настоящий, купленный в магазине, не похожий на бесформенные изделия Жюльетты. Он свежевыбрит и меньше горбится. Жюльетта благодарна ему за то, что он не выглядит брошенным мужем. Луи сообщает, что больше не курит, но продолжает каждый день ходить в табачную лавку, чтобы поговорить с завсегдатаями. Он не чувствует себя одиноким, вовсе нет, но ему нравится общаться, а с Марселем, хозяином лавки, они ходили в одну школу, так что…
— Ох, совсем забыл! У меня для тебя маленький подарок по случаю возвращения.
Жюльетта съеживается от стыда. Она не привезла из Венеции никаких сувениров. Вернее, привезла сотни — в голове, в сердце, в плоти и крови, но ни одним не может оделить мужа. Да и что он способен понять о Венеции?
Подарок запакован с трогательной неумелостью.
— Извини, что вскрыл. Решил взглянуть, чтобы не чувствовать себя полным дураком, слушая твои рассказы.
Книга о Венеции. Глянцевая суперобложка с карнавальной маской, виды города в разную погоду.
— Нравится?
Боже, конечно, нравится! Я ждала холодного приема, а он преподносит мне книгу, чтобы продлить венецианскую эпопею. Привел себя в порядок ради меня, содержал дом в чистоте. Если это не любовь, то пусть кто-нибудь скажет, как это называется.
У Жюльетты дрожат руки, она хотела бы поцеловать Луи, сжать его в объятиях, но он уже встал, отошел к диванчику Анны, смотрит на столик с игрушками, разглядывает фотографии.
— Я все оставил на своих местах. Это сильнее меня.
Каким же одиноким чувствовал себя Луи в огромном пустом доме после известия о кончине внучки! Наверняка смотрел, как это делает сейчас она сама, на подушку, хранящую отпечаток головы Анны. Возможно, снял с нее волосок, погладил собачку из настоящего меха, куклу в эльзасском костюме или зеленого дятла на металлической жердочке. Восковая лампа включена, оранжевые пузырьки плавают взад-вперед по стеклянной трубке. До отъезда в Венецию весь мир Анны заключался в этом странном наборе разнородных предметов.