Сама же Валентина стучала уже по клавишам компьютера. Сначала она собиралась нагрянуть к Володе неожиданно, но передумала. Она решила дать любимому время - те трое суток, что она будет к нему добираться - на то, чтобы он мог неторопливо обдумать и осознать, зачем она едет к нему. А для этого она решила во всем откровенно признаться Володе... Нет-нет, конечно же не в убийствах, а в ее любви к нему, в нестерпимом желании и непреклонном решении быть рядом с ним до конца жизни. Вот и писала теперь Валентина большое-большое письмо, в первый раз называя своими именами те вещи, которых до этого касалась лишь полунамеками. И писать эти слова было так непередаваемо сладко, что полчища малюсеньких мурашек топтались сейчас, кажется, мягонькими теплыми лапками внутри ее живота.
Утром, как только открылись кассы, она купила билет. Но до поезда еще оставалось три часа, и Валентина решила вернуться домой, чтобы еще раз проверить почту, ведь вчера ответа Володи она так и не дождалась. Сумку, которую она уже захватила с собой, сунула в ячейку камеры хранения, поймала такси и пока ехала, не могла отделаться от мысли, что это дорога в один конец - на вокзал она уже не вернется.
Злая на себя за нелепые мысли, она не снимая туфель прошла к столу и включила компьютер. Пока загружалась операционка, сходила на кухню, вытянула еще одну сигарету. Когда прикуривала, заметила, как сильно дрожат руки. Это наблюдение добавило злости. Валентина, так и не прикурив, сломала сигарету пополам и швырнула обломки в раковину. Решительно двинулась в комнату, запустила почтовый клиент. На экран выскочило сообщение о приходе новой почты. Это было письмо от Володи. Облегченно выдохнув, Валентина стала читать:
«Здравствуй, моя любимая! Да-да, я не оговорился, я написал именно то, что есть. Я люблю тебя, люблю очень давно, как мне теперь кажется - с самого первого твоего письма. Но я не мог признаться тебе в этом раньше. Сначала - потому что не имел на это права (ты ведь знаешь, я был женат и не хотел оказаться подлецом ни для тебя, ни для Светланы). Но почему же я не смог сделать этого потом, когда погибла Светлана?.. Не знаю. Или... потому что я все же оказался подлецом?.. Ведь я все-таки поступил подло по отношению к тебе, и сейчас хочу тебе в этом сознаться. Дело в том, что после смерти жены я сошелся с ее заместительницей. Как это получилось - не понимаю сам, скорее всего, потому что был тогда словно в тумане. А эта женщина - она любила меня, и своей любовью согрела меня, разделила со мной мою боль. Но... вскоре она тоже погибла. И я растерялся. Признаюсь, первой мыслью было немедленно мчаться к тебе, прижаться, спрятаться в тебе от всех свалившихся на меня бед! Но мне стало стыдно. Я не мог показаться перед тобой таким. Ведь я же мужчина! Я мечтал о твоей любви, как утопающий о глотке воздуха, но я и так-то не мог бы поверить, что ты сможешь меня полюбить, а уж такого - и подавно. И надо же было такому случиться, что меня полюбили снова! Правда, как оказалось, эта женщина любила меня давно. Но открылась лишь в эти, трагические для меня дни. И я опять оказался слабым, снова поддался, уступил... Ведь это так тепло и сладко, когда тебя жалеют, любят, боготворят. Тогда забывается горе, уходят невзгоды. Не ушла и не забылась лишь только моя любовь к тебе. Но я уже презирал себя и уверился окончательно, что не достоин тебя. Даже хотел прекратить переписку. Не смог... А беда, как оказалось, и не думала меня покидать. Моя новая подруга вчера утонула. Я узнал об этом сразу после того как получил твое письмо. Я только почувствовал, что наконец-то по-настоящему счастлив, и тут же получил мощнейший удар под дых. И тогда я все понял. Я наказан. Не знаю кем и за что, но наказан очень и очень жестоко. Такое наказание мог придумать только самый мерзкий извращенец. Он сделал так, что гибнут те, кто любит меня. И его извращенная уловка достигла цели! Я понял все именно тогда, когда узнал о твоей любви. Хоть я и недостоин ее. Но речь сейчас не об этом. Ты знаешь теперь, что и я люблю тебя. И я не могу допустить, чтобы моя любимая умерла. Хватит смертей! Я ухожу. Я не прошу у тебя прощения ни за это, ни за все остальное, потому что прощения я не заслуживаю. Молю об одном: если есть что-то после смерти, то пусть хотя бы там мы встретимся с тобой! Я буду ждать столько, сколько придется, долго-долго, хоть целую вечность... Вот только если рай и ад действительно существуют, мы и там окажемся территориально несовместимыми... И все же надеюсь, верю, люблю. Прощай! Будь счастлива. Владимир».
Валентина откинулась на спинку кресла, запрокинула голову и захохотала. Слезы лились по щекам, шее, скатывались в ложбинку между грудей, щекоча нежную кожу, отчего смех становился еще заливистей и неудержимей. А потом стих. Разом, словно перекрыли кран и щелкнули выключателем, отчего Валентина сразу обмякла и уронила голову на выброшенные перед собой руки. Она сидела так долго-долго, не думая почти ни о чем. Всего лишь о смерти. Ведь сама Валентина в жизнь после смерти не верила - она попросту знала, что ничего дальше нет. А настоящая жизнь после смерти для нее уже началась.