-- Ага, понятно. А с чего ты, спрашивается, взял, что я вот так радостно брошу всё и побегу играть в сталкеров и нянчиться с растленной молодежью ради душевного спокойствия старых параноиков?
-- Ты три раза в неделю занимаешься в тире. Зачем? -- Матрос смотрел мне прямо в глаза.
-- В смысле -- зачем? Для себя, -- он застал меня врасплох. Ясное дело, такие встречи без предварительной подготовки не проводятся.
-- Ну кого ты обманываешь, а? Наше поколение ничего не умеет делать "для себя". Молодые -- умеют, а вот мы -- нет. Доказано двумя тысячами лично мне известных примеров.
-- Наше поколение? Ты меня на пятнадцать лет старше, дядечка!
-- Когда ваш профорг узнал о твоих успехах в стрельбе, он предложил тебе выступать от завода на городских соревнованиях. Что ты ему ответила, помнишь?
-- Ты, наверное, сам это должен знать, -- я потихоньку начинала закипать.
-- Я не знаю. Знаю только, что он до сих пор с тобой не здоровается. Не для себя, не для людей -- для кого ты дырявишь мишени, Оса? Не знаешь? Зато я знаю: ты до сих пор ждешь приказа. Ждешь кого-то, кто подорвет тебя с твоего топчана в бытовке и бросит в бой. Я сам такой, только я уже -- старая развалина. Но и ты лет через десять мало на что будешь способна.
Одним залпом Матрос выдул стакан компота, глаза тут же заблестели, как будто стопку тяпнул.
-- Ты помнишь это ощущение, Марьям? Ощущение из сорок восьмого? Мы голодали, мерзли, погибали -- но никогда еще нам не было так весело. Казалось -- можно дойти до края земного шара, взобраться на небо и перевернуть весь мир. И -- никаких компромиссов, никаких остановок на полпути! Это надо вернуть молодым -- этот огонь, этот энтузиазм. Тогда для нас вообще не будет ничего страшного -- ни в прошлом, ни в будущем.
Я смотрела на него, не желая напоминать, как он расстрелял в своем энтузиазме сорок человек, большая часть которых -- женщины и дети. Не желая спрашивать, скольких из них он отправил на тот свет лично. Я вспоминала, как во время наших бесконечных споров в период работы в КОРДе он грамотно, аргументированно доказывал, что единственный способ предотвратить повторение сталинизма -- устроить огромный концлагерь, куда посадить всех сталинистов, всех их родственников, друзей и домашних зверушек.
И в то же время он абсолютно, безукоризненно честен и бескорыстен. Когда мы с ним впервые накрыли конспиративную квартиру спекулянтов, торговавших дорогими лекарствами, а заодно и снабжавших деньгами наш доморощенный союз меча и орала, я впервые в своей жизни увидела чудовищное богатство, рассыпанное на небольшом пространстве обеденного стола. Пачки валюты, настоящих шведских крон, наспех рассортированные по весу золотые украшения -- я не была специалистом, но видела перед собой состояние, достаточное для того, чтобы план типа "делим пополам и пропадаем в разные стороны" переставал быть безумием. Да что там говорить -- достаточно было зачерпнуть малую горстку ценностей, чтобы сильно поправить свое материальное положение. Вместо этого мы под камеру начали опись найденного -- и чтобы там кто ни говорил иной раз за спиной, ни единой бумажки к нашим рукам не прилипло.
Тогда нас с ним очень сильно хвалили, даже из горсовета приезжал товарищ для личной благодарности. Говорил, мы в буквальном смысле спасли городской бюджет и несколько целевых социальных программ. За это нам вручили почетную грамоту и, на двоих, премию -- миллион двести тысяч рублей. Этого хватило ровно на шесть бутылок "настоящего европейского темного пива", которое Матрос приобрел, как водится, из-под полы и которое, что следовало ожидать, оказалось редкостной мочой. Все-таки мы выдули все за один присест, хохоча как сумасшедшие, нежно обзывая друг друга идиоткой и болваном и обещая себе, что и следующий клад тоже сдадим родному рабочему государству в целости и сохранности. В тот вечер дело даже дошло до поцелуев -- на нервной почве, наверное. Я больше в жизни ни с кем не целовалась, ни до, ни после. Впрочем, продолжения эта история так и не получила.
-- Ну ладно, положим, я вдруг сошла с ума или сделала вид, что мне твое предложение интересно. Дальше что? Я ведь кордовская, кто меня пустит-то на такую ответственную должность?
-- Это как раз никому не обязательно знать. Пара исправлений по базам данных -- и этого периода жизни как не бывало. Ты -- то, что ты есть. Ветеран войны, заводчанка, уважаемая и законопослушная девочка.
Ага, вот оно что!
-- Сейчас ты встанешь, выйдешь, и свалишь отсюда. Быстро и тихо. Ровно через минуту я подниму шум, заломаю тебя и поволоку в Рабочий контроль -- пускай они там с тобой разбираются.
-- Оса...
-- Я в курсе, сколько можно получить за подделку биографических данных. И я знаю, у кого есть возможности для этого. Очень дешевая провокация, Матрос. Очень.
-- Ты испугана и ни черта сейчас не понимаешь. И ты можешь наделать глупостей. Только вспомни: я никогда тебе не врал. Подумай хорошенько на досуге над этим, и над ощущениями из сорок восьмого тоже подумай. В Сети мой новый адрес есть, если что, -- он собрал свои тарелки, и, не оборачиваясь, понес их на мойку.
Я нагнала Колю и Аврору практически у проходной -- все же фронтовые навыки быстрого поглощения пищи даром не проходят.
-- Марьям, так кто это был? -- поинтересовалась Аврора.
-- Это? Мой любовник, -- начала придумывать я. -- Мы расстались с ним, когда у него начались проблемы с эрекцией и он начал предлагать мне...
-- Ладно, можно без подробностей, -- прервала меня Аврора. -- Он точно больше не придет? Он тебе ничего не сделает?
Все-таки наша молодежь немного странная. Очень хорошая, но странная.
-- Виват его императорскому высочеству! -- восторженно прокричала барышня в шляпке-канотье, протягивая руки к автомобилю через сцепившихся локтями городовых.
-- Его императорскому высочеству виваааат! -- ломающимся дискантом завопил застегнутый на все пуговицы гимназист с черной полоской юношеских усиков над верхней губой и с лицом первого классного ябеды.
-- Слава! -- басил словно сошедший со страниц Лескова дьякон Смоленского собора.