— Вот, — сказала она, — чистый ладан.
Маркиз зачарованно смотрел, как бедуин подходит к маленькому костру, сложенному из сухих веток.
Старик насыпал в глиняный горшочек углей и бросил туда же несколько золотистых бусинок ладана.
Белый дым, клубясь, поднялся к небу, и в воздухе поплыл дивный аромат.
Это напомнило маркизу о церковных алтарях. Он не раз видел их в различных странах, но тогда не знал, что запах, который можно почувствовать в церкви или в мечети, — это аромат ладана.
Под руководством Медины он заказал большое количество ладана и очень натурально изобразил тревогу и разочарование, когда узнал, что может получить только половину того, что просит.
На обратном пути он сказал Медине:
— Сегодняшний день явился для меня открытием, и мне самому удивительно, как я жил до сих пор, не зная о том, какую важную роль ладан сыграл в нашем мире и продолжает играть до сих пор.
Медина посмотрела на него, словно ожидая объяснений, и маркиз добавил:
— Аромат ладана возвышает разум, и тот, кто вдыхает его, испытывает потребность молиться тому богу, которому он служит.
Произнося эти слова, маркиз думал о ладане в католических церквах, и об ароматических палочках, которые зажигают в своих храмах буддисты.
Как ни странно, теперь ему казалось, что он всегда чувствовал эту связь ладана с молитвами.
Вернувшись, они рассказали Селиму о своей поездке.
На закате был подан обед — восхитительно нежное мясо молодого козленка.
После еды Селим завел разговор о тайнах, которых еще немало в Аравии.
Медина знала, что он нарочно разжигает любопытство маркиза.
— В Тимне, которую вы будете проезжать, — говорил Селим, — до сих пор процветает древняя торговля, которая зародилась сорок столетий назад.
— Чем же там торгуют? — спросил маркиз.
— Индиго, — ответил Селим. — Это тоже один из Предметов роскоши, который отправляют на север вместе с благовониями.
Маркиз удивился, и Селим объяснил:
— На юге есть племя бедуинов, которые носят темно-синие набедренные повязки, выкрашенные индиго, и называют себя «синие люди».
— Они действительно синие? — спросил маркиз.
— Они утверждают, — ответил Селим, — что смесь из индиго и кунжутного масла, которой они обмазываются, защищает от холода даже зимой, а зимы в горах бывают очень суровые.
— Как необычно! — воскликнул маркиз. — Лично я предпочитаю носить теплую одежду!
— Так же, как я, — согласился Селим, — Но Али покажет вам мастерские, где старики с синими бородами вымачивают и отжимают искрошенные листья, чтобы извлечь краску.
Потом Селим рассказал о многочисленных мраморных и деревянных статуях, которые и сейчас можно найти в Аравии.
Маркиз внимательно слушал, а потом спросил:
— Вы хотите сказать, что здесь есть скульптуры, похожие на античные? Или на эльгинские статуи, которые выставлены в Британском музее?
— Эти скульптуры еще прекраснее, — с гордостью ответил Селим. — Вся трудность в том, что племена, на территории которых можно найти эти бесценные сокровища, не пускают чужаков на свои земли.
— Вот как? — спросил маркиз.
— Любому, кто попытается проникнуть туда, грозит смерть, — ответил Селим.
— А мы берем с собой ружья? — поинтересовался маркиз.
— Все ваши погонщики будут вооружены, — ответил Селим, а Медина вернула разговор к прежней теме:
— Возле южных ворот Тарима есть наполовину ушедшая в землю каменная плита, на которой выбиты законы этого города, составленные еще во втором столетии до нашей эры.
— А можно ее увидеть? — спросил маркиз.
— Я вам ее покажу, — пообещала Медина, — и вы узнаете, что воровство каралось изгнанием, а мошенничество в торговле — штрафом в пятьдесят слитков золота.
— Такие вещи должны быть в Британском музее, — заметил маркиз.
Селим рассмеялся:
— Можете попробовать забрать ее с собой, но я предупреждаю, что если вы вызовете гнев местных жителей, пеняйте на себя!
Чтобы еще больше заинтересовать маркиза, Селим показал ему несколько древних монет, найденных в Хадрамауте.
— Их привезли сюда купцы, торговавшие ладаном, — сказал он.
Кроме того, он показал маркизу золотые медальоны и ожерелье, сделанное в четвертом веке, которое поразило маркиза своим изяществом.
— Если вам повезет найти такое самому, — заметила Медина, — то можете отвезти его в Англию и подарить своей даме сердца.
К ее удивлению, маркиз разозлился.
— У меня нет никакой дамы сердца, — ответил он почти грубо, — и я не имею ни малейшего желания ее искать!
Он выпалил первые слова, которые пришли ему на ум, не раздумывая, и лишь потом сообразил, что, наверное, они прозвучали нескромно.
Но потом маркиз подумал — какое это имеет значение?
Эти два араба не станут копаться в том, что он имел в виду, и забудут его слова, едва он уедет.
— Простите мою дерзость, милорд, — сказал Селим, — но в вашем возрасте вы, конечно, должны быть женаты?
— Я никогда не женюсь! — ответил маркиз. — Я обнаружил, что женщины — ненадежные существа и им нельзя доверять. У нас в Англии есть старая пословица, которая говорит: «Быстрее путешествует тот, кто путешествует в одиночку»!
— Но в чем цель вашего путешествия? — спросила Медина.
— На этот вопрос я не знаю ответа, — сказал маркиз. — И быть может, судьба занесла меня в Аравию, чтобы здесь я его отыскал.
Он поднялся» на ноги и добавил:
— Сейчас я хочу достигнуть Мекки. А потом? Куда я направлюсь?
В его голосе Медина услышала ту неуспокоенность, которая гнала Ричарда Бертона в бесконечные экспедиции.
Ее отец обладал этим же свойством характера и оттого не мог заставить себя остаться в Англии.
Такие люди не могут не странствовать, но никто из них не знает, где конец его странствий.
Она понимала, что эта особенность делает маркиза, хотя он вряд ли смог бы выразить словами свое состояние, очень несчастным.
— Вам будет легче, — сказала она тихим голосом, — если вы будете жить со дня на день. Завтра еще не пришло, а вчера — уже позади. Только сегодня имеет значение, и было бы жаль упустить хотя бы минуту, ибо жизнь и так скоротечна.
Маркиз обернулся и посмотрел на нее.
— Мудрая философия, — сказал он, — но нельзя думать о завтрашнем дне, если не имеешь надежды.
— В этом я с вами согласен, — вставил Селим. — Так давайте же ложиться спать с надеждой, что завтра мы достигнем Мекки. Разными путями, но для каждого это будет символом и вершиной его достижений.
Медина улыбнулась, подумав, что маркиз вряд ли поймет, что он имеет в виду.
К ее удивлению, он понял.
Поклонившись Селиму, он произнес:
— Благодарю вас, Селим, и могу лишь надеяться, что когда-нибудь достигну своей Мекки — где бы она ни была.
Через два дня рано утром Селим Махана прощался со своими гостями.
Пока Hyp подводил маркизу веки и брови сурьмой. Селим и Медина остались вдвоем.
— Будь осторожна, дитя мое, — сказал Селим. — Я буду беспокоиться за тебя, пока ты не вернешься.
— Ты знаешь, что я буду осторожна, — ответила Медина. — И я очень благодарна тебе, что ты отправил меня в эта путешествие. — Она вздохнула. — Я очень тоскую без отца, но, может быть, ответственность за его светлость поможет мне справиться с этим.
— Я на это рассчитывал, — сказал Селим. — И помни, что все в руках Аллаха. Он не оставит вас.
— Хотелось бы верить. — Медина снова вздохнула. — Но я боюсь… Боюсь будущего.
Едва Медина произнесла эти слова, как ей стадо стыдно за свой страх, потому что она поняла: ее страшит то, что будет с ней, когда уедет маркиз.
Мысль о возвращении в Англию была подобна темному покрову, опущенному на голову.
Она втайне надеялась, что Селим, быть может, подыщет ей другую работу, другого путешественника, которого нужно будет сопровождать.