Али были известны такие вещи, о существовании которых простой араб, вероятно, даже не подозревал.
Устраиваясь на ложе, которое приготовил ему Hyp, маркиз сказал себе:
»Завтра я заставлю Али рассказать побольше о его жизни, о его родителях и о жене — конечно, если у него она есть».
Маркиз знал, что у арабов принято жениться рано и первую жену сыну выбирают родители.
Ему было известно, что мусульманину разрешено иметь четыре жены, но почему-то он был уверен, что Али не женат.
Потом маркиз подумал, что это не его дело. Для него главное — пробраться в Мекку и выйти оттуда.
После этого он вернется в Англию.
Подумав об этом, маркиз не мог не спросить себя — действительно ли ему этого хочется?
Через два месяца в Англии начнется охотничий сезон.
Будут балы, собрания, приемы, и принц Уэльский, несомненно, его пригласит. Будет много красивых женщин.
Маркиз от всей души надеялся, что ему удалось отделаться от Эстер.
В то же время таких, как она, в Англии много: красивых, обольстительных, соблазнительных дам — но стоит им добиться его благосклонности, как они тут же становятся хищницами, как все остальные.
Маркиз знал, как быстро гаснет его интерес и жаркий костер страсти превращается в горстку потухших угольков.
»Что такое со мной? — спрашивал он себя в отчаянии. — Почему мне хочется чего-то большего? Почему я не такой, как все?»
Он вспомнил, что Наполеон называл такое состояние «божественным недовольством».
У него было почти все; и тем не менее ему было этого недостаточно, а то, что он жаждал обрести, не только находилось за пределами его досягаемости, но он даже не мог словами определить, что это такое.
— Чего я хочу? Чего, черт возьми, я хочу? — снова и снова спрашивал себя маркиз, лежа в темноте.
Потом он встал, потому что палатка, казалось, душила его, завернулся в бурнус и вышел наружу.
Медина выбрала для лагеря место на склоне скалистого холма, который необъяснимым образом вырастал из мягких песков, простирающихся до самого горизонта.
Под ногами у маркиза плескалась непроглядная темень, а над головой ярко сияла звездами арка ночного неба.
Маркиз огляделся и внезапно увидел возле палатки Али одиноко сидящую фигуру.
Не сомневаясь, что это сам хозяин палатки, он пошел к нему не раздумывая, чувствуя настоятельную необходимость поговорить с кем-то в эту минуту.
К его удивлению, Али, заметив маркиза, вскочил на ноги и торопливо скрылся в палатке.
Маркизу показалось это довольно странным, но он все равно подошел к палатке в надежде, что Али все-таки выйдет.
Вместо этого он увидел, что полог палатки несколько раз дернулся, словно его завязывали изнутри.
На мгновение маркиз подумал, не окликнуть ли юношу.
Но потом он решил, что Али, несомненно, видел, что он подходит, и, значит, у него были причины не желать общения с ним.
Маркиз постоял, глядя на закрытую палатку.
Потом, поскольку ничего другого не оставалось, он повернулся и вернулся тем же путем, каким пришел.
Укладываясь снова на свое ложе, маркиз думал о причинах такого поведения Али.
Он боялся, что, сам не зная того, чем-то оскорбил молодого араба.
Потом маркиз предположил, что, возможно, Али просто хотел дать понять маркизу, что желает побыть в одиночестве, когда он «не на работе».
Это была еще одна загадка, еще один вопрос, на который маркиз не мог найти ответа.
Он долго лежал с открытыми глазами, прежде чем ему наконец удалось заснуть.
Глава 5
Услышав шаги и увидев маркиза, Медина перепугалась.
Ей не спалось, и, желая глотнуть свежего воздуха, она вышла из палатки с непокрытой головой.
Сурьму с век и бровей она тоже успела уже смыть.
Медина понимала, что, увидев ее без очков и в одной только тонкой рубашке, он сразу поймет, что перед ним женщина.
— Как я могла быть такой беспечной? — ругала, она себя.
Медина думала, что маркиз устал и давно уже спит, но сама она уснуть не могла.
Сабея была совсем рядом, и Медина вновь вспомнила об отце.
Эти воспоминания причиняли мучительную боль. Ей хотелось рыдать и вопить от горя.
Она опять с ужасающей остротой поняла, что осталась одна на всем белом свете.
Хотя Медина, в отличие от своих ровесниц, много странствовала и встречала немало интересных мужчин, она по-прежнему была одинока.
В Англии ее родители дружили со всеми соседями, и если бы сейчас они жили там, Медина могла бы наслаждаться обществом своих сверстников.
Вместо этого она росла среди султанов и шейхов, среди .антропологов и исследователей вроде Ричарда Бертона.
Ее отец много раз бывал в Европе, в Греции, в Италии, некоторое время прожил в Испании, и повсюду с ним была дочь.
»Полагаю, — криво улыбнувшись, сказала себе Медина, — что столь космополитическое образование превратило меня в кочевника, не имеющего ни дома, ни родины».
Однако она была достаточно рассудительной, чтобы понимать: рано или поздно ей придется вернуться в Англию.
Денег, которых отец оставил ей, надолго не хватит, а чтобы издатели переводили гонорары за книги отца на ее имя, они должны знать, где она находится.
Но сначала об этом должны были узнать ее родственники.
— Что же мне делать? — спросила Медина вслух.
Она задавала этот вопрос не только Аллаху, но и отцу, который — она это чувствовала — по-прежнему оставался с ней рядом.
Наконец Медина заснула.
Только наутро она осознала, что ее поспешное бегство могло показаться странным маркизу.
Чувствуя легкий стыд, она занялась отдачей распоряжений погонщикам и осмотрела верблюдов, а позавтракала вместе с Нуром, когда маркиз уже поел.
По глазам маркиза она видела, что он с нетерпением ждет возможности посмотреть на Сабею.
Покинув Кану, они уже потратили почти две недели на посещение других городов.
Первым из них была Шаба — в древности ее назвали Сабута — резиденция царей Хадрамаута.
Они проехали по занесенным песком улицам некогда одного из самых могущественных городов Аравии.
Медина показала маркизу останки храма, который был разрушен пожаром в третьем столетии нашей эры.
Маркиз узнал, что при раскопках здесь были найдены резные панели из слоновой кости, а также многочисленные фрески и колонны, украшенные изображениями грифонов.
Но Медина не сомневалась, что в будущем здесь найдут еще больше сокровищ.
Маркиз хотел остановиться и изучить руины получше, но Медина повела караван дальше в Сану, где показала маркизу мечеть, окруженную причудливой формы минаретами.
Но мечеть Эль-Модар в Тариме произвела на маркиза еще более сильное впечатление.
Она была ста пятидесяти футов высотой, а шпиль ее был сложен из кирпичей.
Муэдзин кричал с минарета:
— Аллах акбар! Аллах акбар!
На следующий день они снова пустились в путь, но не раньше, чем маркиз увидел, как обещал ему Селим, мастерские, где красили индиго набедренные повязки.
Но Медине показалось, что маркиза гораздо больше заинтересовали каменные плиты с древними надписями рядом с мастерскими.
Он мог бы и не говорить ей» что ему очень хочется забрать их с собой.
Она поняла это по тому, как жадно его пальцы ощупывали выбитые на камне буквы.
Горшки и статуэтки, которые наперебой предлагали уличные торговцы, не вызвали у него ни малейшего любопытства.
Он оживился, только когда Медина сказала ему, что при раскопках иногда находят маленькие фигурки верблюдов, датируемые первым тысячелетием до нашей эры.
Он рассмеялся, узнав, что верблюды были одомашнены еще в середине второго тысячелетия — возможно, потому, что они дают молоко.
— «Корабли пустыни», — заметил он, — конечно же, с тех пор не раз доказали свою полезность.
— Это верно, — сказала Медина. — Верблюды обеспечивают арабов молоком, шерстью, мясом и шкурами.