Всего лишь легкий трепет.
И однако ему показалось, что эту дрожь он почувствовал так, словно она пробежала по его собственному телу, и в этот самый миг он понял, что любит Медину.
Он пытался побороть свои чувства.
Он пытался убедить себя в том, что сможет покинуть Аравию, вернуться на родину и без сожалений продолжить прежнюю жизнь.
Теперь ему пришлось признаться себе в том, что он не может расстаться с Мединой. Сердце его навсегда останется с ней.
Она не смотрела на него, не делала никаких движений, глаза ее были обращены вдаль.
Но точно так же, как он чувствовал ее, маркиз не сомневался: она чувствует его.
Он не двигался, но ощущал, что все его существо стремится к ней.
— Я хочу вам кое-что сообщить, — быстро проговорил он.
— Что же?
— Нечто такое, что должно вас удивить.
Она слушала, и он продолжал:
— Пока вы были без сознания и мне было нечем заняться, я велел Нуру принести мне статую, которую мы нашли в Марибе.
— Вы… остались ею довольны?
— Я ее очистил, — ответил маркиз. — И она не из бронзы, как мы подумали, когда я выкопал ее из земли.
— Не бронзовая? — переспросила Медина.
— Нет, она золотая!
Медина ахнула, и маркиз добавил:
— Надпись на ней, я думаю, докажет, что она из царской сокровищницы, и я уверен, наша находка окажется одной из самых замечательных вещей, какие были привезены из Аравии.
Медина испуганно вскрикнула и сказала:
— Теперь я понимаю, почему вы так спешите домой.
Если кто-нибудь узнает об этой статуе… вам не сносить головы!
— Это меня не тревожит, — ответил маркиз, — Меня больше заботит то, что по крайней мере половина статуи принадлежит вам, если не вся.
Медина рассмеялась:
— Вы очень щедры… Но она ваша. Вы ведь ее нашли.
— Но вы указали мне место.
Она промолчала, и он добавил:
— Теперь я понимаю, что должен благодарить вашего отца.
Медина резко обернулась к нему.
— М-моего… отца? — Она запнулась.
— Ума не приложу, почему вы мне не сказали, — продолжал маркиз, — что являетесь дочерью человека, чья книга значит для меня больше любой другой книги, какую я когда-нибудь читал.
— К-как вы узнали, кто я?
— Я понял, что вы женщина, когда поднял вас на руки, — спокойно сказал маркиз.
— Я… простите меня, но Селим считал, что я буду для вас лучшим проводником.
— И он не ошибся, — согласился маркиз. — Вы вели меня, учили и… вдохновляли.
Вновь он почувствовал, что она затрепетала, еще до того, как услышал тихое:
— Я очень рада.
— Но вы так и не ответили на мой вопрос, — настойчиво проговорил маркиз. — Как нам с вами разделить эту статую?
Она принадлежит нам обоим.
После недолгого молчания Медина сказала:
— Мне бы хотелось, чтобы вы поставили эту статую в своем доме в Англии.
— Я думаю, вы должны поехать и увидеть своими глазами, как она будет там смотреться.
Он наблюдал за ее лицом и знал, что она пытается понять, можно ли считать его слова приглашением. Потом она отчаянно произнесла:
— Я не хотела возвращаться в Англию… Но судя по всему, рано или поздно мне придется это сделать.
— Думаю, нам стоит вернуться домой вместе, — сказал маркиз.
Теперь она посмотрела на него с явным изумлением.
— Не хотите ли вы сказать, что… приглашаете меня в гости? — с трудом проговорила она.
— У меня есть идея получше, — ответил маркиз.
Она подняла на него вопрошающий взгляд.
Губы маркиза чуть дрогнули, и он произнес:
— Я прошу тебя, любимая, выйти за меня замуж!
На мгновение Медина окаменела от неожиданности.
Но когда он обвил руками ее талию, она издала невнятный возглас и спрятала лицо у него на груди.
Он крепко прижал к себе Медину и очень нежно снял с ее головы махрану.
Рука его коснулась шелковистых волос, и он, почувствовав дрожь ее тела, поднял за подбородок ее лицо.
— Я люблю тебя! — сказал он. — И знаю, что ты любишь меня!
Он прикрыл губами ее губы и почувствовал, что на вкус они именно такие, как он ожидал: очень мягкие, сладкие и невинные.
В ту же секунду он ощутил, что Медина испытывает сейчас неземное блаженство.
Ее охватил неописуемый восторг, душа ее уносилась в Небеса.
Он знал, что она чувствует, и сам испытывал то же.
Никогда еще в его жизни не было поцелуя, который бы доставил ему такое невероятное наслаждение и вызвал бы в женщине такое же наслаждение.
Целуя Медину и не переставая ее целовать, он знал, что нашел ту Мекку, которую все ищут, и это — совершенная, духовная любовь.
Она нисколько не была похожа на все те чувства, которые ему доводилось испытывать в прошлом.
Только ощутив, как разгорается в нем и в Медине новое солнце, маркиз оторвался от губ возлюбленной.
Он смотрел на нее и думал, что ни одна женщина не могла бы сильнее светиться от любви.
В ней была еще и духовная красота, которую он не встречал доселе на лице женщины.
— Я люблю тебя… люблю! — прошептала Медина.
— Так же, как и я люблю тебя, — ответил маркиз.
— Неужели это правда? Неужели ты действительно смог полюбить меня?
— Я никогда не знал, что можно так сильно кого-то любить и чувствовать то, что я чувствую теперь.
Он снова принялся ее целовать, и она осознала, что не только губы, но и души их сливаются в одно.
Они стали неделимым целым и теперь уже не расстанутся.
Немного позже, когда солнце скатилось за линию горизонта, маркиз повел Медину к тому месту, где Hyp расстелил для них покрывало и разложил подушки.
Они сели рядом, и маркиз снова обнял ее:
— Я хочу, чтобы ты хорошенько отдохнула, моя любимая, потому что, когда мы прибудем в Аден, нам надо будет многое сделать.
Она посмотрела на него вопросительно, и он сказал:
— Мы зарегистрируем наш брак в британском консульстве, но сначала, я думаю, надо подыскать тебе одежду.
Медина рассмеялась:
— Консул наверняка не ожидает, что твоя жена может выглядеть так, как я сейчас!
— Ты выглядишь восхитительно, моя несравненная. Но все же я думаю, что будущей маркизе Энджелстоун следовало бы быть чуть больше похожей на женщину.
К удивлению маркиза, Медина вдруг отстранилась от него.
— Что с тобой? — спросил он.
— Ты просишь меня стать твоей женой, — тихо проговорила Медина, — но, возможно, ты совершаешь ошибку.
— Ошибку? — Маркизу показалось, что он ослышался.
— Здесь в пустыне ты просто мужчина, — сказала она. — Замечательный мужчина, которого я люблю и уважаю… Но в Англии…
Она замолчала, и маркиз мягко спросил:
— Что в Англии?
— Я и забыла, что ты маркиз и аристократ. Твоим друзьям может показаться, что я тебе не пара, а ты… ты, быть может, разлюбишь меня.
Маркиз почти грубо привлек ее к себе.
— Ты моя! — отчаянно воскликнул он. — Такую, как ты, я всегда искал и уже почти потерял надежду найти. Ты моя, ты моя Мекка, и потерять тебя — значит потерять саму жизнь!
Говоря эти слова, он вспомнил, как она сказала, что умрет, если его не будет на свете, и понял, что чувствует тоже самое.
Что бы в Англии ни стали болтать о них, Медина принадлежит ему, и он ни за что не согласится ее потерять.
Понимая, что эти чувства слишком велики для обычных слов, он просто целовал ее, пока она не сдалась и не прильнула к нему сама.
Он видел, что в эту минуту для нее не существует ничего, кроме того блаженства, которое он ей дарил.
Он дал ей счастье, такое же ослепительное, как звезды, которые уже загорались в небесах над их головами.
Наконец, понимая, что она еще очень слаба, он отослал ее в постель.
Сам маркиз долго лежал без сна и думал о том, что он самый счастливый из смертных.
Он был полон решимости выступить против всего общества, начиная с самой королевы, если кто-нибудь осмелится обидеть Медину.