Его подушка хранила воспоминание об этих духах еще долго после ее ухода.
— Мне пора идти, Вирджил, — сказала леди Эстер, — но не забудь навестить меня завтра
вечером: должен приехать отец.
Она сделала небольшое движение, будто хотела коснуться его, а потом, взмахнув шелковой юбкой, повернулась и пошла к двери.
У порога она обернулась и тихо сказала просительным тоном:
— Милый Вирджил, мы будем очень счастливы, и мне кажется, что ты мог бы сделать мне подарок, чтобы отметить тот знаменательный час, когда ты обещал жениться на мне!
Маркиз сжал кулаки и, после того как дверь за Эстер закрылась, воздел руки к потолку.
Казалось, он молит богов о помощи, потому что еще ни разу в жизни не попадал в столь ужасное положение.
Только через четверть часа маркиз вышел из гостиной и спустился по лестнице.
Дворецкий в холле нерешительно посмотрел на него, словно ожидая распоряжений.
— Экипаж! — отрывисто приказал маркиз и пошел к себе в кабинет.
Это была очень уютная комната. У окна стояло бюро, а по стенам висели картины кисти Стаббса и Сарториуса, изображающие лошадей.
Против камина на столике лежали газеты.
Поглядев на них, маркиз подумал, что «Тайме»и «Морнинг пост» непременно объявят о его бракосочетании с леди Эстер. От этой мысли его бросило в дрожь.
Разве он мог согласиться взять в жены такую женщину?
Разве мог усыновить ребенка другого мужчины?
Ему казалось, что сами стены выкрикивают эти вопросы.
И все же он, как ни старался, не мог найти выход из тупика, куда его загнали, словно зверя в ловушку.
Маркиз не мог не понимать: в прошлом году весь модный свет обсуждал его роман с леди Эстер.
Он уехал из Лондона, чтобы избавиться от нее, но у сторонних наблюдателей не было никаких причин считать, что роман закончился.
Маркиз подозревал, хотя и не был в этом уверен, что вскоре после его отъезда леди Эстер тоже уехала к отцу.
Очевидно, часть ноября Дэвид Мидвей провел с ней в ее поместье.
Итальянский посол занял место маркиза сразу же после его отъезда, так что у нее был с ним роман в этом году.
Но Эстер была не из тех женщин, которым хватает одного мужчины даже на самый короткий срок. Мидвей был красив, остроумен, его отец был баронетом — но, к сожалению, он был беден.
Все, что маркиз знал об умении Эстер плести интриги, подводило его к мысли, что именно Мидвей — отец ее будущего ребенка.
При этом маркиз не сомневался, что она не станет отказывать себе в удовольствии и дальше заводить любовников.
Когда маркиз думал об этом, у него темнело в глазах.
С другой стороны, он понимал, что будет, если Эстер исполнит свою угрозу и ее отец, герцог, пожалуется королеве.
Королева немедленно потребует маркиза к себе.
А потом ему не останется ничего, кроме как подчиниться ее повелению и жениться на Эстер.
Королева была очень строга в вопросах морали, когда дело касалось тех, кто занимал важные должности при дворе.
Отец маркиза в течение многих лет был дворцовым экономом, и маркиз понимал, что рано или поздно эта должность будет предложена и ему.
А его мать была придворной дамой, и королева всегда ясно давала понять, что очень ценит ее.
Королева благоволила к красивым мужчинам и выделяла маркиза среди прочих, оказывая ему особое внимание.
Это льстило ему, но вместе с тем он чувствовал, что другие придворные ему завидуют.
Если бы он отказался повиноваться королеве и не выполнил ее повеления, ему бы грозила опала.
Маркиз и не думал, что пользуется при дворе всеобщей любовью.
Ему было отлично известно, что многие ровесники завидуют его удаче на скачках и, безусловно, успеху у женщин, чьи сердца они сами желали бы завоевать.
Только недавно он буквально увел из-под носа одного влиятельного государственного деятеля симпатичную маленькую балерину из «Ковент-Гардена».
Маркиз спрятал ее в домике в Сент-Джеймс Вуд, и она влюбилась в него — в мужчину, который ради нее пренебрег приличиями.
Поэтому она просто посмеялась над растерянностью своего воздыхателя, когда тот ее все же нашел.
Маркиза тогда это тоже развеселило.
Но теперь он понимал, что джентльмен, о котором идет речь, будет стремиться отомстить.
Безусловно, он употребит все свое влияние на то, чтобы сделать наказание маркиза самым суровым.
»Как же мне быть? Что, черт возьми, делать?»— не переставал спрашивать себя маркиз.
Дворецкий доложил, что экипаж подан. Маркиз вышел из кабинета, раздумывая, куда бы ему поехать.
Он нуждался в совете, но в эту минуту не мог представить себе никого, кому мог бы довериться.
Лакей ждал, открыв дверцу. Садясь в экипаж, маркиз сказал первое, что пришло ему в голову:
— В клуб.
Дверца закрылась, лакей вскарабкался на козлы к кучеру, и экипаж отъехал.
Глядя в окно на дворецкого и двух лакеев, провожающих его поклонами, маркиз внезапно испытал ужас при мысли о том, что Эстер уже сидит рядом и с этой минуты он никогда от нее не избавится!
Путь до Сент-Джеймс занял не больше десяти минут.
Экипаж остановился у входа в «Уайте».
Велев кучеру ждать, маркиз вошел в клуб.
Ища взглядом знакомые лица и друга, который мог бы сотворить чудо и помочь ему а его положения, маркиз с облегчением увидел лорда Руперта Лидфорда, сидящего в Утренней комнате и занятого беседой с тремя мужчинами.
Увидев маркиза, лорд Руперт воскликнул:
— А вот и Энджелстоун! Давайте спросим, что он об этом думает.
Его собеседники пробормотали что-то в знак согласия, и маркиз подсел к ним. Подошел дворецкий и осведомился, не желает ли он что-нибудь выпить.
— Большой бренди с содовой! — отрывисто приказал маркиз.
Лорд Руперт посмотрел на него с удивлением. Воздержанность маркиза была всем хорошо известна.
Поскольку маркиз регулярно принимал участие в скачках — он скакал на собственных лошадях, — он следил за своим весом, ел очень немного и почти не пил спиртного.
Но сейчас ему, как никогда в жизни, хотелось выпить что-нибудь покрепче.
— Мы говорили о Бертоне, Вирджил, — сказал лорд Руперт. — О Ричарде Бертоне.
Маркиз не сразу сообразил, о ком речь, и один из мужчин пояснил;
— Вы должны его знать — это тот малый, который написал кучу книг, и только что вышла еще одна — «Касида».
— И который пробрался в Мекку, переодевшись арабом, — вставил другой, — Это было в 1853 году, — добавил лорд Руперт, — и мы как раз говорили о том, что сегодня уже нет таких храбрецов, которые отважились бы рискнуть головой ради обычного любопытства.
— Вы действительно полагаете, что мы все трусы?, — спросил третий мужчина, лорд Саммертон.
— Конечно! — ответил лорд Руперт. — Мы выросли чересчур изнеженными, и хотя в мире еще столько неизведанного, мы слишком ленивы, чтобы отправиться в путешествие.
— Это звучит унизительно, и я в это не верю! — возразил лорд Саммертон.
— Вы можете представить Вирджила в грязной одежде паломника, — спросил лорд Руперт, — и рискующего жизнью, чтобы увидеть «Запретный Город»? — Он засмеялся. — Держу пари на тысячу фунтов, что нет!
— Принимаю! — неожиданно сказал маркиз.
На мгновение все замерли. Потом лорд Руперт сказал:
— Что принимаете?
— Я отправлюсь в Мекку, — продолжал маркиз. — И когда я вернусь, получив право носить зеленый тюрбан, вы выложите тысячу фунтов!
Он замолчал, потому что вновь появился дворецкий и поставил перед ним стакан.
Маркиз взял его и сделал большой глоток.
— Вы сошли с ума! — воскликнул лорд Руперт.
Возвращаясь вместе с маркизом на Парк Лейн, лорд Руперт спросил:
— Вы действительно говорили серьезно, Вирджил, или это некая изысканная шутка, которой я не в силах понять?