В дверях Настенька чуть не столкнулась с портнихой Серафимой Ивановной, инспектором Михаилом Матвеевичем, старухой Мурхабой Нуртаевой и еще какими-то пожилыми женщинами и мужчинами, выходящими из клуба. Было темно, их лица казались сумрачными, и вообще Настеньке было неприятно видеть их. Они шли поодиночке, молчаливые, словно им было неловко перед этой дружной веселой толпой, и они спешили поскорее разойтись по своим домам.
«Так вам и надо!» — злорадно подумала Настенька и под руку с Игнатом торжественно прошествовала мимо Серафимы Ивановны, Михаила Матвеевича и Мурхабы Нуртаевой. В следующую минуту она уже забыла о них и не видела, как они с усмешкой и укоризной посмотрели ей вслед.
Первое, что бросилось Настеньке в глаза, когда она вместе со всеми вошла в зрительный зал, были алюминиевые койки-раскладушки, расставленные вместо деревянных скамеек. Полы были выскоблены до блеска, и по ним хотелось ступать только на цыпочках. На окнах висели занавески, и, хотя они были самых различных фасонов и расцветок, в зале от них стало уютно, как в Катином доме. А на подоконниках... на подоконниках стояли горшки и горшочки с комнатными цветами — теми самыми, в которых было отказано Настеньке. Тут были и строгие фикусы, и бледные чайные розы, и яркие фуксии с фарфоровыми, точно неживыми, колокольчиками цветов. А ванька мокрый, скромный и смешной ванька мокрый, стоял на столе посреди зала, рядом с графином с водой.
При виде всего этого девчата и хлопцы в первую минуту присмирели, удивленные и восхищенные, словно вошли в музей, а потом разом загалдели, бросились занимать места получше, и в зале возник невообразимый веселый шум.
Игнат Дорошенко тоже убежал от Настеньки, а девушка в ушанке бросила увядший букетик на стол, рядом с ванькой мокрым.
Настенька машинально посмотрела туда, где красовался грозный плакатик насчет штрафа. Вместо него висела картина художника Шишкина «Утро в сосновом лесу», которую она видела в доме инспектора по кадрам Михаила Матвеевича.
Все было ясно.
Настенька схватила Катю за руку и потащила к выходу.
— Ты куда?
— Куда, куда!.. — обозлилась Настенька. — Пойдем ко мне домой и скажем маме, что мы дуры.
И они пошли.
...Это было в первую целинную весну, когда новоселов встречали цветами настоящей человеческой дружбы, а Настеньке шел всего лишь семнадцатый год...
1954 г.