Чэнь Вэньчжао, надобно сказать, служил в свое время судьей в Высшей кассационной палате, потом при поддержке Цай Цзина получил повышение и стал правителем области Дунпин. И вот, коль скоро такова была воля Цая да и командующего Яна – тоже близкого к трону лица, то все, что мог сделать Чэнь Вэньчжао – это испросить согласие властей сохранить У Суну жизнь, наказать сорока палками и выслать за две тысячи ли. Хотя дело У Чжи вызывало сомнения, его, за отсутствием останков пострадавшего, пришлось прекратить. Остальных причастных к делу лиц выпустили на свободу. В дальнейшем дело велось в соответствии с поступившим сверху распоряжением.
В присутственной зале, куда из острога привели У Суна, Чэнь Вэньчжао огласил решение о высылке арестованного в Мэнчжоускую крепость. У Сун получил сорок палочных ударов, его забили в большую круглую колодку весом в семь цзиней, наполовину окованную железными обручами, на лбу выжгли два ряда знаков. Затем правитель передал У Суна двум служащим управления, которым было приказано конвоировать осужденного вплоть до Мэнчжоу.
В тот же день У Сун и конвойные покинули Дунпин и направились в Цинхэ. У Сун продал все свои пожитки, а деньги отдал конвоирам на дорожные расходы. Он попросил соседа Яо Второго присмотреть за Инъэр:
– Если удостоюсь высочайшего помилования и вернусь, не забуду благодеяния и щедро тебя вознагражу.
Соседи прекрасно знали, какой справедливый человек У Сун и очень жалели, что он попал в такую беду. Те, кто с ним дружил, помогли ему серебром. Нанесли ему и вина, и снеди, и медяков, и рису. Зашел У Сун к себе домой, велел солдату собрать вещи и в тот же день расстался с Цинхэ.
Извилистыми тропками вышли они на большую дорогу, ведущую в Мэнчжоу. Стояла середина осени.
Но оставим пока У Суна и расскажем о Симэнь Цине. Как прослышал он о высылке У Суна, у него будто от сердца отлегло, сразу на душе стало легко и приятно. Он велел слугам Лайвану, Лайбао и Лайсину подмести сад и накрыть стол в Лотосовой беседке, а вокруг нее расставить ширмы и развесить занавесы, да позвать труппу музыкантов, певцов и танцоров.
На радостях пировали всей семьей: старшая жена – У Юэнян, вторая – Ли Цзяоэр, третья – Мэн Юйлоу, четвертая – Сунь Сюээ и пятая – Пань Цзиньлянь. По обеим сторонам им прислуживали жены слуг, горничные и служанки. Славный был пир!
Только поглядите:
Курился аромат в треножниках Хуанди[3], цветы стояли в вазах золотых. Вся утварь – сплошь редкости Сянчжоу[4]. Открылся занавес и заблистали жемчужины Хэпу[5]. На подносах хрустальных огненных фиников груды и цзяочжоуских[6] груш. Нефрита зеленого кубики искрились вином – играющей яшмой текучей. Вот дракона вареная печень, рядом феникса жареные потроха[7]. Что ни глоток – медяков десять тысяч. Вот лапы черного медведя и бурого верблюда копыта. Вин густой аромат поплыл над столом. Вот подали лотосом красным приправленный мягкий разваренный рис, потом изысканные лакомые блюда из рыбы – карпа из Ло-реки и леща ичуньаньского – каждое, точно, быка дороже или овцы. Вот «драконовы глаза»[8] и плоды личжи[9] – деликатесы Юга. Растерли плитки фениксова чая, и запенились волны в чашках из белой яшмы. Открыли вино, и нежное благоуханье заструилось из золотого кувшина. Роскошью мэнчанского господина[10] затмили, богатством самого Ши Чуна[11] превзошли.
Симэнь и Юэнян занимали почетные места. Ниже, по обеим сторонам от них, сидели остальные жены. Они передавали друг другу чарки, поднимали кубки и походили на купы цветов, какие вышивают на парче.