С тех пор Цзинцзи вступил в тайную связь с Чуньмэй, о чем никто в доме не подозревал. В отсутствие мужа Чуньмэй приглашала к себе Цзинцзи, и они обедали или пировали у нее в спальне, а на досуге играли в шашки, шутили, смеялись и чего только себе не позволяли. Когда же хозяин был дома, Чуньмэй наказывала служанке или слуге отнести ему кушанья в кабинет. Частенько средь бела дня Чуньмэй подолгу засиживалась в кабинете у Цзинцзи. Их все больше и больше влекло друг к дружке, но говорить об этом подробно нет надобности.
Как-то начальник гарнизона во главе конного отряда отправился в инспекторскую поездку. Настала пятая луна и праздник лета. Чуньмэй велела накрыть стол вблизи от западного кабинета в беседке среди цветов. С Чуньмэй пировали Сунь Вторая и Чэнь Цзинцзи. Они пили крепкое с добавлением реальгара[3] вино, лакомились завернутыми в тростниковые листья пирожками-цзунцзами[4] и весело проводили время. Горничные и служанки ухаживали за ними с обеих сторон стола. Какое прекрасное это было пиршество в цветах!
Только поглядите:
В горшках зеленеют ивовые ветки, в вазах алеют гранаты. Свисают креветочные усы – хрустально прозрачные занавески, павлинами пестреет ширма из перламутра. Аир пронзает нефрит. Красавицы, улыбками даря, в багряных кубках, как заря, поднимают вино. Клиновидные пирожки грудятся на злате. Прислужницы высоко, словно на подставках, держат яшмовые тарелки. Ели вареные деликатесы, угощались свежими плодами. В прическах красовались амулеты – тигрята из полыни [5]. Плечи и руки переплетали разноцветные ленты. Справляли в каждом доме праздник лета, повсюду шли веселые пиры. Гуляют все, и целый мир во хмелю. Кувшин вина помогает коротать досуг и возбуждает веселье. Сколько мелодичного звона раздается от яшмовых подвесок на платьях красоток! Как тихо колышется белый шелк вееров у чаровниц в нежных руках!
Услаждали пирующих по приказанию Чуньмэй певицы Хайтан и Юэгуй. Когда солнце стало склоняться к западу, а после небольшого дождичка повеяло прохладой, Чуньмэй подняла большой золотой кубок-лотос и предложила выпить. Вино уже обошло несколько кругов, и захмелевшая Сунь Вторая удалилась к себе в спальню, оставив Чуньмэй наедине с Цзинцзи в беседке среди цветов. Они продолжали провозглашать один тост за другим и играли на пальцах. Через некоторое время служанка внесла обтянутый газом фонарь. Кормилицы Цзиньгуй и Юйтан унесли Цзиньгэ, которому было пора спать.
После проигрыша Цзинцзи, не осушив штрафного кубка, удалился к себе в кабинет. Чуньмэй послала за ним Хайтан, но он не появлялся. Тогда она наказала Юэгуй:
– Если не пойдет, притащи. А то десяток пощечин у меня заработаешь.
Когда Юэгуй вошла в кабинет, Цзинцзи уже успел лечь поперек кровати навзничь и громко храпел. Как она ни старалась, ей так и не удавалось его добудиться.
– Вас матушка приглашает, – повторяла она. – Пойдемте, а то мне из-за вас попадет.
Наконец Цзинцзи что-то пробурчал себе под нос.
– Ну и попадет, а мне-то что! – проговорил он. – Я пьян, с меня хватит.
Юэгуй потянула его к себе.
– Я вас доведу, дядя, – толкая Цзинцзи, говорила она. – У меня силенки хватит – не из слабого десятка!
От толчков в голове у того прояснилось. Однако он, уже прикидываясь совсем пьяным, будто в шутку заключил Юэгуй в свои объятия и, благо было темно, поцеловал.
– Его зовут по-хорошему, – повышенным голосом заговорила служанка, – а он себе вон что позволяет! Не совестно ли!
– Дитя мое! – обратился к ней Цзинцзи. – Если ты не против, то зачем к совести взывать!
Он еще раз поцеловал Юэгуй, и они пошли к беседке.
– Мне приказано вас привести, дядя, не то от матушки достанется, – говорила Юэгуй.
Чуньмэй велела Хайтан наполнить большие кубки и села с Цзинцзи играть в шашки, а кто проигрывал, тот обязан был осушать кубок. Пока они играли одну партию за другой, зевавшие служанки удалились на покой. Остались только Хайтан и Юэгуй, которых Чуньмэй послала за чаем, и они с Цзинцзи остались в беседке одни. Пояс с подвесками ослаб и обнажился ее стан – нефритовое изваяние. Алые уста источали нежнейшее благоуханье.
Да,