– Ты чего испугалась? – спросил Симэнь. – Вон у соседа Хуа какие служаночки. Цветы приносила младшая, а другая – ровесница нашей Чуньмэй, и брат Хуа не обошел ее своим вниманием. Где жена – там и горничная. Ах, хороша! И ведь никто не знает об отношениях юнца Хуа со служанками!
– Ах ты, негодник! – Цзиньлянь обернулась к Симэню. – Только ругаться не хочется. На служанку потянуло? За чем же дело стало? Говоришь ты одно, а на сердце – совсем другое. К чему эти увертки? Ну, возьми ее, сравни со мной. Я ж не такая, как ты! И она не моя служанка. Я завтра выйду в сад и дам тебе такую возможность. Позови ее сюда и делай, что хочешь.
Цзиньлянь кончила играть. Симэнь обнял ее, и они легли.
Да,
О том же поется и в романсе на мотив «Луна над Западной рекой»:
На другой день Цзиньлянь в самом деле ушла к Юйлоу, а Симэнь поманил Чуньмэй –
и овладел горничной.
С того дня Цзиньлянь сразу возвысила Чуньмэй. Она больше не давала ей стоять на кухне у котлов, а держала у себя в спальне. Чуньмэй убирала постель, подавала чай. Цзиньлянь дарила ей платья и украшения, какие ей нравились. Горничная туго бинтовала свои маленькие ножки и была совсем не похожа на другую служанку – Цюцзюй. Сообразительная и насмешливая Чуньмэй обладала остроумием и привлекала красотой, за что и снискала благосклонность Симэнь Цина. Цюцзюй же, напротив, была глупа и бестолкова, и ей нередко доставалось от Цзиньлянь.
Да,
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ей ревность камнем на сердце легла,
Распутный малый всякий стыд забыл.
Едва услышит льстивые слова –
Уж новую зазнобу полюбил.
Он чувствами швыряется легко,
Он юбки не пропустит никогда.
Влечет его к утехам и пирам,
Не к делу – значит, ждет его беда.
Так вот, перейдя в дом к Симэнь Цину, Цзиньлянь снискала его любовь и возгордилась, стала придирчивой и ни днем ни ночью не находила себе покоя. Все ее раздражало, всех она подозревала. То у забора подслушивала, то стояла под дверью – все искала повода, с кем бы поругаться. Не слыла сдержанной и Чуньмэй. Отчитала ее как-то из-за пустяка Цзиньлянь, и горничная, не зная, на ком сорвать зло, отправилась на кухню. Она барабанила по столу, гремела посудой. Вид у нее был такой угрюмый и злобный, что Сунь Сюээ не выдержала:
– Вот чудачка! Если замуж захотелось, ступай, в другом месте ищи, – пошутила она. – А тут нечего характер выказывать.
Чуньмэй так и подскочила:
– Замуж?! Это еще кто такую чушь несет?
Сюээ сразу сообразила, что горничная нынче не в духе и смолчала. А Чуньмэй тут же пошла и слово в слово передала все Цзиньлянь да и от себя добавила: мы, дескать, с вами обе хозяину по душе пришлись. Вместе, мол, голову ему вскружили.
От рассказа горничной Цзиньлянь стало совсем не по себе. В этот день она и так встала против обыкновения рано, потому что провожала на похороны У Юэнян, и ходила разбитая. Цзиньлянь прилегла, но потом встала и пошла в беседку. К ней порхающей походкой подошла Мэн Юйлоу.
– Чем ты так расстроена, сестрица? – спросила она, улыбаясь.
– И не говори! До того устала – на ногах не стою. А ты откуда?
– Да на кухню заходила.
– Та – на кухне? Она тебе что-нибудь говорила? – поинтересовалась Цзиньлянь.
– Ничего не говорила.
Цзиньлянь нарочно виду не подала, но про себя затаила злобу на Сунь Сюээ. Однако, не о том пойдет речь.
Цзиньлянь и Юйлоу занялись рукоделием, когда Чуньмэй внесла кувшин кипятку, а Цюцзюй заварила две чашки чаю. После чая они убрали со стола и начали играть в шашки. В самый разгар игры в беседке неожиданно появился садовый сторож – юный Циньтун – и доложил о прибытии хозяина.
Всполошившиеся женщины не успели собрать шашки, как Симэнь Цин вошел в садовую калитку и заметил их.
Они выглядели по-домашнему. И у той, и у другой волосы были собраны в пучок и буклями ниспадали на виски, а прическу украшала серебряная шелковая сетка. В серьгах блестели дорогие черные каменья. И одеты они были одинаково: отделанная серебром красная безрукавка поверх белой газовой кофты. Из-под вышитой юбки и у Цзиньлянь, и у Юйлоу кокетливо выглядывали острые носки совсем малюсеньких изящных красных туфелек.
Женщины казались выточенными из нефрита, и Симэнь невольно расплылся в улыбке.
– Вы – настоящие певички! Купить – ста лянов серебра не хватит! – пошутил он.
– Мы-то не певицы, – заметила Цзиньлянь, – а вот там сзади живет сущая певичка.
Юйлоу попыталась незаметно удалиться, но ее удержал Симэнь:
– Ты куда? Только пришел, а ты уходить? Скажи откровенно, что вы тут без меня делали.
– Да ничего особенного, – проговорила Цзиньлянь. – Скука нас одолела, стали в шашки играть. Не думали, что ты так скоро вернешься. – Она взяла у Симэня одежду. – Что-то рановато ты с похорон приехал.
– В храме собрались одни дворцовые смотрители да вельможи. Такая была жара, что я не вытерпел и уехал.
– А почему Старшей до сих пор нет? – спросила Юйлоу.
– Ее, должно быть, уж до города донесли. Я послал встретить паланкин.
Симэнь разделся и сел.
– И на что же вы играли? – продолжал он.
– Да ни на что. Так, от нечего делать за шашками просидели, – отвечала Цзиньлянь.
– Давайте я с вами сыграю. Кто проиграет, лян серебром на угощение выкладывает.
– Нет у нас никакого серебра, – заявила Цзиньлянь.
– А нет, шпильку возьму в залог. Идет?
Они расставили шашки и принялись за игру. Проиграла Пань Цзиньлянь. Не успел Симэнь сосчитать фигуры, как Цзиньлянь перемешала их и бросилась к цветущему кусту волчатника [1]. Прислонившись к декоративному камню причудливой формы, она сделала вид, что рвет цветы.
– Ах ты, плутовка! Проиграла и скрываться?
Увидав Симэня, Цзиньлянь залилась смехом, так что были видны только щелки глаз.
– Вот негодник! Проиграй Юйлоу, небось, не побежал бы разыскивать, а мне так покою не дашь.
Она собрала цветы в букет и бросила прямо в Симэня. Он подошел и обнял ее, потом посадил на выступ камня и прильнул к ее устам, даря из уст своих сладкий гвоздичный аромат.
Пока они так развлекались, к ним незаметно приблизилась Юйлоу:
– Сестрица, пойдем в задние покои. Старшая вернулась.
Цзиньлянь сразу отстранила от себя Симэня.