– План чудесный, мамаша, – заключил Симэнь. – Издавна говорят: хочешь радости вкусить, не пожалей труда. Эх, была не была! Не брался – сторонись, а взялся – доводи до конца.
– Ну и прекрасно! – поддержала старуха. Это и значит вырвать сорняк с корнем, чтобы ростков больше не давал. А скосишь, корни останутся, он весной опять полезет – не справишься. Идите, сударь, домой да принесите поскорее, что я вас прошу. А там я сама все госпоже объясню. Выйдет дело, вы должны будете меня щедро вознаградить.
– Разумеется, об этом не стоит беспокоиться, – заверил старуху Симэнь.
О том же говорят и стихи:
Так вот. Вскоре вернулся Симэнь и отдал старухе завернутый мышьяк.
– Я научу тебя, дорогая, как дать его мужу, – начала старая Ван, обратившись к Цзиньлянь. – Ведь просил он, чтобы ты выходила его, да? Вот ты этим и воспользуйся. Поухаживай за мужем, лаской ему польсти. А попросит лекарства, мышьяку и подмешай. Как проснется, смесь эту в рот ему и влей, а сама уходи. Подействует яд, начнут рваться внутренности, кричать будет, а ты его одеялом накрой, чтобы никто не услыхал. Как следует накрой, все углы подоткни, да заранее приготовь котел горячей воды и тряпку в нем прокипяти. Кровь у него хлынет отовсюду, губы станет кусать. А как кончится, одеяло снимешь и кровь натекшую тряпкой вытрешь, ну а потом – в гроб, вынос и сожжение. Все будет в порядке.
– Так-то оно так, – проговорила Цзиньлянь. – Только управлюсь ли одна с покойником-то?
– Об этом не волнуйся, – успокоила ее старуха. – Постучишь мне в стенку, я сейчас же приду.
– Ну, делайте как нужно, – сказал Симэнь, – а я до рассвета к вам загляну.
Он ушел, а старая сводня растерла мышьяк и передала его Цзиньлянь.
Она поднялась наверх проведать мужа. Он едва дышал. Казалось, вот-вот отойдет. Цзиньлянь села на кровать и притворилась будто плачет.
– Что ж ты плачешь? – спросил У Чжи.
– Каюсь. Совратил меня этот Симэнь. И надо ж было ему прямо под сердце угодить. Я хорошее снадобье разыскала, а купить не решилась. Еще сомневаться, думаю, будешь, принять откажешься.
– Если спасешь меня, все тебе прощу, забуду, что было. И У Суну не скажу. Иди, купи лекарство, помоги мне.
Цзиньлянь взяла несколько медяков и пошла к старухе, будто бы попросить ее сходить за лекарством, а вернувшись, показала порошок мужу.
– Вот средство от сердечной боли. Доктор велел выпить в полночь и накрыть тебя как следует одеялом, чтобы пропотел. Завтра встанешь.
– Вот и хорошо! – отозвался У Чжи. – Сколько тебе со мной хлопот! Ты уж сегодня не спи, дождись полночи.
– Спи спокойно, все сделаю.
Сгущались сумерки. Цзиньлянь зажгла лампу, приготовила котел кипятку, проварила в нем тряпку. Пробили третью стражу. Она всыпала мышьяк в чашку, налила белого отвару и пошла наверх.
– Где у тебя лекарство? – спросила она мужа.
– У подушки под циновкой. Дай поскорее.
Цзиньлянь приподняла подстилку, вылила яд в чашку и размешала головной шпилькой. Поддерживая одной рукой мужа, она другой поднесла ему смесь.
– Ух, какое противное! – промолвил У Чжи, отпив глоток.
– Разбирать не приходится. Лишь бы помогло.
У Чжи отпил еще глоток. Тогда Цзиньлянь влила ему в рот остальное, опустила его на подушку и поспешно слезла с кровати.
– У меня боль в животе! Ой, ой! Терпенья нет! – закричал он.
Цзиньлянь схватила два припасенных одеяла и с головой накрыла мужа.
– Мне душно! – простонал У Чжи.
– Доктор говорит, надо пропотеть, и тебе полегчает.
У Чжи хотел еще что-то сказать, но Цзиньлянь испугалась, что он начнет противиться, вскочила на постель и села на мужа верхом, крепко держа одеяла.
Да,
Масло кипело в груди, огнем обжигало нутро. Будто шилом кололо в самое сердце, словно кто-то резал ножом живот. То бросало в озноб, потом хлынула кровь отовсюду. Крепко стиснул он зубы, к убиенным невинно[138] отлетала душа. Все во рту пересохло, душа расставалась со светом. В царстве теней стало одним отравленным больше, в мире же здешнем двое могли свободно отдаться любви.
У Чжи застонал. Его мучило удушье. Внутри будто все оборвалось, и он умер. Цзиньлянь сорвала с него одеяла. Он лежал, неподвижный, закусив губы. Темнели потеки крови. Цзиньлянь в испуге соскочила с кровати и застучала в стену. Услыхав стук, старая Ван приблизилась к задней двери и кашлянула. Цзиньлянь опустилась и открыла ей дверь.
– Кончился? – спросила вошедшая.
– Да. А у меня руки-ноги отнялись. Не знаю, что и делать.
– Ничего, я помогу.
Старуха засучила рукава, налила бадью кипятку, бросила туда тряпку и полезла наверх. Она свернула постель, первым делом протерла губы, потом смыла запекшуюся кровь и накрыла покойника. Они потихоньку, шаг за шагом, перенесли У Чжи вниз, положили на старую дверь, причесали покойника, одели, повязали головной повязкой, надели чулки и обули, накинули на лицо белый шелк и покрыли усопшего чистым одеялом. После этого они поднялись наверх и вымыли спальню. Старуха ушла, а Цзиньлянь принялась голосить, притворившись будто оплакивает кормильца.
Послушайте, дорогой читатель! Надобно сказать, что плачут женщины по-разному: одни громко рыдают и слезы льют, другие молча обливаются слезами, а третьи голосят без слез. Весь остаток ночи проголосила Цзиньлянь.
В пятую ночную стражу, до рассвета, к старухе Ван пришел Симэнь Цин. Сводня посвятила его во все подробности. Симэнь дал на гроб и похороны. Они позвали Цзиньлянь, чтобы посоветоваться с ней о дальнейшем.
– У Чжи умер, – сказала вошедшая Цзиньлянь, – и ты теперь единственная у меня опора. Во всем на тебя полагаюсь. Не бросай меня как старую головную повязку.
– Ну, что ты зря беспокоишься?
– А вдруг обманешь, тогда как?
– Обману, считай меня вторым У Чжи.
– Ну, хватит болтовней заниматься, – прервала их старуха. – Теперь главное – на рассвете в гроб положить. А что если у следователя подозрение возникнет, а? У них за главного Хэ Девятый. Человек опытный и осторожный. Возьмет да и не даст хоронить.
– А, ерунда! – засмеялся Симэнь. – Я с Хэ сам поговорю. Пусть только попробует против меня пойти!
– Тогда нечего мешкать, сударь, поскорее с ним договаривайтесь, – торопила старуха.
Симэнь Цин оставил старухе серебра на гроб, а сам отправился к Хэ Девятому.
Да,
Если хотите узнать, что сказал Симэнь следователю Хэ и что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
СИМЭНЬ ЦИН ПОДКУПАЕТ ХЭ ДЕВЯТОГО
СТАРАЯ ВАН, ПОЙДЯ ЗА ВИНОМ, ПОПАДАЕТ ПОД ПРОЛИВНОЙ ДОЖДЬ
Безумец, коль цветок полюбишь,
С красоткой горестей хлебнешь –
И самого себя погубишь,
И в дом несчастье принесешь.
Не поноси, что заурядно,
Какой в минутных встречах прок?
Пора придет, и беды грянут –
Коварства сводни Ван итог.
Итак, Симэнь отправился к Хэ Девятому, а мы расскажем теперь о старой Ван. Взяла она серебро и пошла за гробом и похоронными принадлежностями.[140] Она купила благовония, свечи, бумажные жертвенные деньги и все необходимое для погребения и, вернувшись домой, посоветовалась с Цзиньлянь. Та зажгла перед покойником жертвенный светильник. В дом стали заходить соседи, чтобы выразить вдове соболезнование. Цзиньлянь прикрывала лицо и делала вид, будто плачет.
138
Град безвременной гибели, или Град невинно убиенных, (Ван-сы-чэн), в котором, согласно даосским представлениям, пребывали души всех умерших неестественной смертью
139
В экземпляре романа, обнаруженном в Японии осенью 1962 г. в коллекции Мори Наритака (так называемый «Экземпляр Мори») конец главы предстает в сравнении с положенным в основу данного издания, так называемым, «пекинским экземпляром» в несколько сокращенном виде. Отклонения в стиле в последнем говорят, вероятнее всего, о более раннем его происхождении, ибо он остался как бы в «сыром», незавершенном виде, тогда как «экземпляр Мори», по-видимому, уже подвергся в данном случае стилистической правке и был доведен до принятой в романе концовки. В «экземпляре Мори» конец выглядит следующим образом:
– У Чжи умер, – сказала вошедшая Цзиньлянь, – и ты теперь единственная у меня опора.
– Ну, зачем ты так говоришь?
– Теперь главное – следователь Хэ Девятый, – прервала их старуха. – Человек он опытный и осторожный. Будут подозрения, и хоронить не даст.
– А, ерунда! – засмеялся Симэнь. – Я с ним сам поговорю. Пусть только попробует против меня пойти!
– Тогда нечего мешкать, сударь, идите и договаривайтесь.
Да, Змея среди бамбуков скрыта,
И жалом хвост осы грозит –
Но это все не так страшит,
Как сердце женщин ядовито.
Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.
(перевод выполнен по факсимиле конца данной главы, помещенному в журнале «Дайан», 1963, N 5, стр. 34–35.)
140
Под похоронными принадлежностями здесь имеются в виду бумажные повозки, кони, паланкины, фигурки людей, макеты домиков, а также специальные бумажные деньги. Все это сжигалось перед захоронением покойника в надежде, что потом, в ином мире, пригодится ему.