– Что говорить, сестра! – воскликнул У. – Удивляться не приходится. Доброе забывается. Разве он один такой!
– Брат, будь добр, сделай одолжение! – упрашивала Юэнян. – Подумай, как бы это сунуть ему несколько десятков лянов. Только бы вещи получить да избавиться от неприятностей.
Она угостила брата и проводила до ворот.
И надо ж было случиться! Вот совпадение! Как раз в это время у ворот проходила тетушка Сюэ с корзиной цветов на руке. Она вела с собой девочку-подростка. Юэнян окликнула сваху.
– Далеко ли, тетушка Сюэ, путь держишь? – спрашивала Юэнян. – Что к нам не заглядываете?
– Хорошо вам говорить, матушка, – отозвалась сваха. – А я эти дни совсем закружилась. Как нарочно, то одно то другое. Младшая госпожа сколько раз за мной присылала! А я так и не выбралась.
– Ну, пошла городить! Уж и Младшая госпожа тут как тут появилась!
– Не Младшая она теперь, а хозяйкой дома стала полновластной, – уточнила Сюэ.
– Как же это так? – удивилась Юэнян.
– А вы разве не слыхали, почтеннейшая сударыня? – удивилась сваха. – Счастье ей подвалило, да какое! Сын у нее родился. А хозяйка скончалась. Господин начальник гарнизона ее хозяйкой и сделал. Титулованной дамой стала. Сунь Вторая ей место уступила. Она двух кормилиц завела, четырех горничных купила. Двух любимиц-певиц в покоях держит. Его превосходительство, правда, с ними делит ложе. Стоит ей только наказать кого, палками избивают. И тут уж сам хозяин ничего не может поделать, потому что боится ей не угодить. На днях как-то, не знаю уж из-за чего началось, только досталось от нее госпоже Сюээ. Аж волосы летели! Средь ночи за мной послала, чтобы я ее из дома взяла. За восемь лянов продать велела. У Сунь Второй одна горничная, Хэхуа, и осталась, а у нее целых четыре да две кормилицы. И все твердит – мало. Матушка Вторая ни в чем ей не перечит, так около нее и ходит, во всем потрафляет. В прошлый раз сказала: «Тетушка, говорит, нашла бы ты мне молоденькую служанку. А то моя, говорит, ни шить, ни стряпать не умеет. А работы у нее всякой – хоть отбавляй». Вот и нынче. Я еще спала, а Младшая госпожа за мной чуть свет присылала. Да не один раз. Велит прийти без задержки. Требует у меня пару отделанных бирюзою наколок в форме плывущих облаков и брошь с девятью серебряными фениксами. Чтобы в клювах держали нить жемчуга, а внизу ее украшала золотая дщица и с подвесками из сапфиров и рубинов. Пять лянов дала, а как они улетели, и сама не пойму. До сих по заказ не отнесла. Захожу вот тут к ней, так она меня отчитала! Служанку ей веду.
– Зайди! Надо поглядеть, что за наколки, – пригласила ее Юэнян и проводила в дальние покои.
Сюэ проследовала в гостиную, села и достала из корзины украшения. Они поражали тонкостью отделки. В четыре пальца шириною наколка накрывала всю прическу. Ярко блестело золото, красиво переливалась обильная бирюза. У девяти фениксов в клювах красовалась нить редкостных жемчугов. Изумительная филигранная выделка!
– Эта брошь мне встала в три с половиной ляна серебра, – говорила Сюэ, – а наколка – в полтора. Так что я ни медяка не заработала.
Пока они разговаривали, явился Дайань.
– Опять за украшениями приходил, – доложил он. – Кричал, требовал. До каких, дескать, пор я ждать буду. Если, говорит, завтра не будет вещей, приказчика куда надо доставлю. Там разберут. Дядя Фу расстроился и ушел домой. Тот тоже пошумел исчез.
– Что случилось, матушка? – поинтересовалась сваха.
Юэнян тяжело вздохнула.
– Видишь ли, дело-то какое! – начала она. – Пинъань украл из закладной лавки золотые головные украшения и позолоченный крючок. С ними скрылся за городом в кабачке. Там его задержал пристав У и посадил под стражу. А теперь владелец вещей нам покою не дает, крик поднимает. Да тут еще пристав решил воспользоваться нашими затруднениями, вещи задерживает, вымогательством занимается. Приказчика Фу избил, денег требует. Как заполучить драгоценности, прямо ума не приложу. Со смертью хозяина все беды свалились. До чего же тяжело сносить все обиды!
Юэнян прослезилась.
– Дорогая вы моя матушка! – обратилась к ней Сюэ. – А почему бы вам не воспользоваться еще одной возможностью? Написали бы Младшей госпоже записочку, а я бы от себя попросила. Пусть его превосходительство пошлет к приставу посыльного. Он ему не то что одни – десяток украшений выдаст.
– Да ведь начальник гарнизона Чжоу – чин военный, – отвечала Юэнян. – Подчинится ли ему пристав?
– А вы разве не слыхали, матушка?! – воскликнула Сюэ. – Императорский Двор дал господину Чжоу самые широкие полномочия. Речные пути, довольствие войска и конницы – все теперь в его ведении, борьба с разбойниками и пиратами тоже под его началом.
– Тогда я попрошу тебя, дорогая, будь добра, передай от меня поклон госпоже Пан и просьбу мою выскажи, – обратилась к свахе Юэнян. – Пусть она замолвит господину Чжоу. Как говорится, один проситель двух хозяев не беспокоит. Может, он распорядится, пристав и вернет украшения. Я тебе пять лянов серебра не пожалею.
– Деньги, моя дорогая матушка, дело второстепенное, – сказала Сюэ. – Могу ли я отказать вам, почтеннейшая, видя, до какой степени вы встревожены! Велите написать просьбу! Я даже пить чай не буду. Сейчас же пойду и поговорю с госпожой Пан. Если мне удастся вам помочь, я вам немедленно дам знать, матушка.
Юэнян велела Сяоюй угостить сваху чаем.
– Нет, не буду, – отказалась Сюэ. – Поздно уже. Лучше велите записочку написать, да пойду я. Ведь, знаете, все заботы на мне.
– Знаю, но ты целый день на ногах, – не унималась хозяйка. – Перекуси хоть немножко.
Сяоюй накрыла стол, подала чай и закуски. За компанию с Сюэ села Юэнян. Тетушка Сюэ угостила сладостями девочку-служанку.
– Сколько ей лет? – спросила Юэнян.
– Двенадцать.
Немного погодя Дайань составил письменную просьбу. Сваха, покончив с чаем, спрятала ее в рукав и откланялась. С корзиной цветов на руке она вышла за ворота и, петляя из переулка в переулок, направилась прямо к дому начальника гарнизона.
Чуньмэй еще нежилась в постели, когда к ней вошла горничная Юэгуй.
– Тетушка Сюэ пришла, – доложила она.
Чуньмэй наказала Цуйхуа открыть окна. Яркие лучи солнца залили спальню.
– Вы все еще почиваете, матушка? – проговорила вошедшая к ней сваха и, поставив корзину, отвесила земной поклон.
– Вины за тобой вроде нет, чего же челом-то бить! – говорила Чуньмэй. – А я что-то неважно себя чувствую. Вот и пролежала. Ну, а как наколка и брошь?
– Вещи эти затраты немалого труда требуют, – начала Сюэ. – Только вчера вечером от ювелира получила. Собралась к вам, матушка, а вы уж за мной прислали.
Тетушка Сюэ достала украшения. Наколка не вызвала у Чуньмэй особого восторга. Она убрала драгоценности в коробку и велела Юэгуй положить их на место, а тетушку Сюэ угостила чаем. Сваха крикнула девочку.
– Земной поклон матушке! – приказала сваха.
– А эта еще откуда? – спросила Чуньмэй.
– Матушка Вторая не раз меня просила, – отвечала сваха. – Хэхуа у нее на кухне занята. Надо, говорит, девочку подыскать, рукоделию обучить. Вот и привела. Двенадцать годков, из деревни девчонка. Сойдет, думаю, на худой конец. Такую только шитью и учить, как щенка дрессировать.
– Уж брать, так брать городскую, – заметила Чуньмэй. – Все порасторопнее. А деревенским хоть кол на голове теши. Мне вот тут как-то мамаша Чжан двух деревенских привела – Шэнцзинь, Золотой Самородок, одиннадцати лет и Хобао, Живое Сокровище, – двенадцати. Ну никуда! И просила-то всего по пять лянов. Мать у ворот серебро ждала. Ладно, говорю, оставь, посмотрю, как служить будут. Пусть, говорю, завтра за деньгами приходит. Служанки их рисом и мясным наваром накормили. И что же? Слышу: на рассвете у них там шум поднялся. В чем дело, спрашиваю. Оказывается, Шэнцзинь всю постель обгадила, а Хобао в штаны напрудила. И смех и грех. Дождалась я мамашу Чжан и велела увести девчонок. А за эту сколько просят?