Матали представил заплаканную тетку Сабиру, дрожащую перед дулом отцовской винтовки, и даже улыбнулся, чуть скривив застывшие от холода губы. Но тут ветер донес до него запах вкусной тушеной капусты, и Матали чуть не стошнило от голода. Голова у него закружилась. Ветер показался особенно холодным. Матали поплотнее затянул бешмет. Но ветер все равно забрался под мышки, прошелся по животу, по шее… И вдруг Матали придумал: вот куда нужно идти — на Казанку, к Абдулле. Там у костров тепло, можно согреться. Там и картошки с маслом даст дядя Абдулла. Там никто ему слова не скажет и ругать никто не станет. Вот только как дойти туда, к речке? Ноги совсем одеревенели от холода.
«А очень просто, — вдруг сообразил он, — надо зайти к Газизе. Может быть, и она соберется на Казанку. Посидеть у них, отогреться, а потом вместе на речку».
Он подошел к дому Газизы, но постучать у него не хватило смелости. Он вдруг вспомнил, что Хусаина сажали в тюрьму.
«Из-за меня сажали, — подумал он, — надо было вовремя зайти и сказать, что тетка Сабира наябедничала будочнику».
Так и не постучав в дверь, он прошел еще несколько шагов, прислонился к косяку двери Галии и, подняв воротник, втянул замерзшие руки в рукава и закрыл глаза.
В то утро Галия села у окна и стала чистить картошку. Мать топила печку. Старшие сестры собирались на работу. Из единственного маленького окошка падал в комнату слабый утренний свет.
Галия любила сидеть так и смотреть на голубей, клюющих корм, на хлев, где жила коза, доставлявшая Газизе столько хлопот. Когда Галие надоедало смотреть в окошко, она гоняла тараканов по стенкам. Мама, правда, говорила, что тараканов трогать нельзя, что они приносят в дом богатство. Но Галия не очень верила в это: тараканам у них счету не было, а вот богатства что-то не видно. В их доме всего и богатства — теплая шуба, которая осталась от отца, ушедшего на войну. Теперь и мама, и старшие девочки носят эту шубу, когда бывают в городе. А старый мамин бешмет иногда достается и Галие. Но это бывает редко, чаще всего надевает его средняя сестра, когда идет на станцию грузить уголь.
Впрочем, об этом Галие горевать не приходится. Гулять ее все равно пускают не часто, и обо всем, что творится за стенами дома, узнает она из разговоров, которые ведут за столом мама и сестры.
Больше всего новостей слышит Галия вечерами, когда вся семья ужинает при свете семилинейной лампы.
Тут узнала она о том, что свергли царя, что скоро война кончится. Мама очень обрадовалась, тогда и Галия всю ночь не спала, все ждала: когда же она кончится, эта война. Еще бы не радоваться! Ведь если кончится война, значит, и папа придет домой… Потом тут же узнали они с мамой, что война так и не кончилась. Новое правительство — так сестры говорили — объявило, что, пока не победят Германию, конца войне не будет.
А потом пошел слух, что сын бая Гильметдина, офицер, который учился в Петербурге, хочет свое, татарское государство устроить. Побить всех неверных, всех русских, чтобы одни татары остались на земле.
— Не знаю, дочки, — сказала тогда мама, — может, и хорошо свое-то государство. Да ведь это сколько крови нужно пролить… Это же хуже войны… А вот слышала я другой разговор: есть такие люди, большевиками их зовут. Эти так говорят: нам все равно, хоть ты татарин, хоть русский, был бы рабочий человек. Соберемся, говорят, все вместе, навалимся на богачей, отберем у них и землю, и фабрики, все богатство отберем и разделим, чтобы все бедняки были сыты. И войну, говорят, сразу кончим. Вот это, видно, хорошие люди. Да только кто знает, может, это тоже зря болтают?
Вот и вчера вечером мама опять про большевиков вспомнила.
— Правда, — сказала она, — есть эти большевики-то. Скоро народ собирать будут, пойдут войной на баев…
«Вот бы посмотреть на большевиков, — подумала Галия и глянула в окошко. — Может быть, уже пришли эти большевики. Вдруг там большевик стоит?»
Но там, за окном, она увидела Матали, посиневшего от холода.
Галия даже глазам не поверила сперва. Ну что ему тут делать в такую рань? Она пригляделась. Нет, Матали. Он самый. Бросив миску и нож, Галия кинулась к двери.
— Матали, что с тобой? — крикнула она, дернув за рукав окоченевшего мальчика. — Заболел ты, что ли?
— Не-е-ет, — ответил Матали, стуча зубами.
— Тетка Сабира тебя побила?
— Вчера, — прошептал Матали, — ушел я от нее.
— И ночевал здесь?
— Нет, на вокзале…
— А ел чего?
— А я не ел…
— Ну что же ты стоишь тогда? Пойдем к нам, — сказала Галия, быстро перебирая в уме, чем бы сейчас накормить товарища? Горбушку хлеба они вчера съели, картошка еще не сварилась…