Закира говорила, а Газиза не слушала. По ее бледным щекам катились горячие слезы.
«Нет, — думала она, — не может этого быть, чтобы дядя Абдулла умер!»
Так она и заснула в тот вечер с мыслями о дяде Абдулле. И опять ей приснился бой на берегу Казанки. И выстрелы пушек, и трескотня пулеметов, и холодная рука Асадуллы, сжавшая сухой ствол лопуха, и молодой бай Гильметдин с револьвером в руке.
Этот сон часто ей снился…
Хусаин давно не видел Хакимзян-бая, а однажды совсем неожиданно они встретились.
После того случая во время боя на дамбе бай Гильметдин отказал верному кучеру. Хусаин кое-как перебивался случайными заработками, но и случайных заработков становилось с каждым днем меньше. Вот и в тот день Хусаин ходил искать работу. Он обошел вокзал, зашел на пристань, но ничего не нашел и, грустный, возвращался домой. Тут по дороге и встретился ему Хакимзян-бай.
Он с улыбкой протянул Хусаину обе руки, расспросил, как тот живет, и даже вроде обиделся немного.
— Что же ты и не зайдешь ни разу? Забыл, забыл меня, старина. А истинные мусульмане не должны забывать друг друга, должны быть друзьями.
Хусаин понимал, что от бая добра ждать нечего. Вот о братьях мусульманах вспомнил, а осенью не посмотрел, что Фатыйха — истинная мусульманка, выгнал со двора вместе с дочкой. Тут, кстати, вспомнил он и разговор с Ханифой. Ханифа тогда говорила, что баи свои богатства добровольно не отдадут, но что народ все равно заставит их подчиниться своей воле.
— А… брось ты чепуху молоть! — рассердился тогда Хусаин. — Кто же свое нажитое отдаст? Это только юродивый Сафар свои «богатства» прохожим раздает. Как увидит кого, сразу начинает причитать: «Помолись, добрый человек, за души убиенных. А я тебе заплачу. На вот…» Да только богатство-то у него — камни из мостовой. А рысаки бая Гильметдина — это не булыжники. И дом Хакимзяна хоть и каменный, да тоже не с неба свалился. Вы-то щедро чужим добром распоряжаетесь: землю — крестьянам, фабрики — рабочим… А где у вас земля, где фабрики?
Ханифа дождалась, пока отец кончит свою горячую речь, и только тогда, когда отец замолчал, заговорила:
— Эх, отец, не свои слова вы говорите. Баям в рот смотрите. Уж вам ли не знать, откуда у баев богатство? Взять хоть нас, хоть Шакира моего. Он как вол работал всю жизнь, а даже дома не нажил. Да и вас всю жизнь грабил Гильметдин-бай. Вон, под метелку все обобрал в доме.
Хусаин криво усмехнулся:
— Ты, дочка, скажешь тоже! Да что у меня грабить? Тараканов вот разве. Так кому они нужны, тараканы-то?
— Так я о том и говорю. Сколько сил вы на бая потратили, а, кроме тараканов, ничего и не нажили…
— Ну тратил силы, — возразил Хусаин, — так за то меня бай хлебом кормил. А вы глотки драли: «Власть, власть».. А взяли власть — еще хуже стало. Бай хлебом кормил, а от вас и хлеба не дождешься. И дров нет, и денег нет. При бае плохо жили, а все живы были.. А теперь власть ваша, а нам хоть ложись да помирай…
Так и не доспорили они тогда с Ханифой. Но после, когда ушла дочка, Хусаин задумался и потом не раз еще думал о том, что много правды в ее словах: верно ведь — он всю жизнь не разгибал спины и рук не жалел, а как был нищим, так нищим и остался…
И теперь, разговаривая с баем, Хусаин понял вдруг, что неспроста бай так ласково говорит с бедным кучером. Значит, нужен ему Хусаин, не иначе…
Он так и сказал баю:
— Знать, дело какое у тебя ко мне, ровесник Хакимзян? Что-то прежде не замечал я, чтобы ты с нашим братом по-доброму разговаривал?
Бай сделал вид, будто мимо ушей пропустил и сами слова, и тон, каким они были сказаны.
— Вот-вот, — сказал он с улыбкой, — дело не дело, а нужда есть: дворник у меня заболел. Может, пойдешь ко мне в дворники, пока тот встанет?
— Можно бы, — сказал Хусаин. — Да ведь сразу-то как решить? Подумать нужно. Надумаю — скажу.
Не хотелось ему идти к Хакимзяну на службу, а нужда загнала все же. И день, и два, и три ходил Хусаин по городу, искал работы. Думал: шея есть, а хомут найдется. Да так и не нашел ничего. На четвертый день он встал пораньше и направился прямо к озеру Кабан.