В окно светит мартовское солнце. Теперь и светит оно по-весеннему, и в комнате светлее стало. Листья герани на подоконнике кажутся ярко-зелеными, а цветы красными-красными. Подставишь лицо солнцу, а оно щекочет. Не хочешь, а улыбнешься.
Уроки в такую погоду учить лень, а все равно учить нужно. Не выучишь — тетя Тагира расстроится, а она для Газизы стала, как сестра. Очень любит Газиза тетю Тагиру, и тетя Тагира тоже любит Газизу. Как-то разговорились они, и тетя Тагира сказала:
— Ты, Газиза, способная девочка. Если будешь стараться, станешь образованным человеком. Теперь можно выучиться на кого угодно. Вот и мы с Муллахметом, как кончится война, дальше будем учиться.
Газиза немножко удивилась тогда. Тетя Тагира и так, что ни спросишь, все знает. Ей-то куда же еще учиться? А Газизе еще много нужно знать. Но она все выучит, все узнает и будет или учительницей или доктором…
Ну ладно: солнце солнцем, мечты мечтами, а уроки делать нужно.
Газиза раскрыла книжку и только раскрыла, вошла соседка Бадыгельзямал.
— Доченька Газиза, сходи, пожалуйста, с Галией в магазин, возьмите бутылочку керосину. Моя девчонка одна боится идти, — сказала она. — С Газизой, говорит, пойду, а одна не пойду…
Газиза сразу сообразила, в чем тут дело. Галия одна не решается ходить по городу, а с Газизой ей не страшно. Газиза все улицы знает и ничего не боится. С ней можно и на вокзал сходить, и на базар. И мама ругать не будет…
В другое время и Газиза с удовольствием проводила бы подружку и погуляла бы с ней, а сегодня нельзя. Сегодня нужно идти к тете Тагире. И сказать об этом никому нельзя.
— А мне некогда, тетя, у меня еще уроки не выучены, — сказала Газиза и снова раскрыла книжку.
— А ну-ка не капризничай, собирайся, — строго сказала Фатыйха, слышавшая этот разговор. — Взрослый человек тебя просит, а ты не слушаешься. Не отвалятся ноги, сходишь и уроки успеешь выучить, день длинный теперь.
Если мама сказала, тут уж ничего не поделаешь. Газиза оделась, вышла вместе с соседкой. У двери ее уже ждала Галия с пустой бутылкой в руке.
— Ты что же, одна и сходить не можешь? — не очень ласково сказала Газиза. — Не маленькая, кажется, и дорогу, по-моему, знаешь?
— Дорогу-то знаю, сказала Галия. — Я к лавочнику боюсь одна ходить. Он меня дразнит всегда, такой противный… Ты к нему зайдешь и вынесешь керосин, ладно?
Газиза и сама не любит толстого лавочника. Он, как паук, сидит в своей вонючей лавке, на углу сенного базара, торгует жестким, как кирпич, мылом, сальными свечами и керосином. Продаст на копейку, а гадостей наговорит на рубль. Газизе-то не наговорит, конечно, она и ответить сумеет, а Галия и правда, как пойдет к нему, так потом приходит вся в слезах.
— Ладно, пойдем, — сказала Газиза, — только поскорее. Мне еще уроки учить.
Девочки вышли на Московскую улицу и, взявшись за руки, побежали к лавке. Они уже почти дошли, и вдруг Галия вскрикнула и остановилась.
— Что с тобой? — удивилась Газиза.
— Деньги…
— Что деньги?
— Ну, мама деньги дала на керосин… Я их в руке держала, вот в этой… — Галия разжала кулачок.
Газиза заглянула в него, будто там мог остаться след от монетки.
— Эх, ты! — сказала она. — Разве деньги так носят?
— Что я теперь маме скажу? — захныкала Галия.
— Так и скажи, что потеряла, — посоветовала Газиза. — А что же еще говорить? Или, знаешь, давай поищем. Ты, наверное, там потеряла, где мы в щель пролезали.
Девочки пошли обратно той же дорогой, внимательно глядя под ноги. В грязном снегу валялись обрывки бумаги, окурки, какие-то стеклышки, камушки. Сколько девочки ни смотрели, монетки нигде не было.
Вдруг Газиза остановилась. По другой стороне улицы шел огромный мужик с мешком, вроде тех, которые приезжают на хлебный базар. В шапке, надвинутой до самых бровей, с черной бородой, с шеей, укутанной шарфом, концы которого, скрученные, как веревки, были засунуты за пояс. Словом, мужик как мужик. Но что-то не то в фигуре, не то в походке этого мужика показалось Газизе знакомым.
Вот он дошел до угла. Тут повстречался с забулакскими дружинниками. Те что-то спросили у мужика, пощупали его мешок. Потом все трое закурили, свернув самокрутки, и совсем было разошлись, но тут лавочник высунулся, как крот из норы, и, должно быть, узнал этого мужика.
Тут и Газиза узнала его. Это же дядя Исхак!
Что он тут делает, почему он в таком странном наряде? Об этом Газиза не подумала. Она об одном думала: лавочник выдаст дядю Исхака дружинникам и его заберут… Предупредить? Помешать? А как? Если бы у Галии были деньги, кинуться туда, в лавку, потребовать керосину, может быть, лавочник и не успел бы ничего сказать, да нет денег-то! Эта растеряха и тут все испортила. И бутылку унесла с собой…