Выбрать главу

Он махнул рукой Амао, которая стояла у окна в соседней комнате. Дверная занавеска была откинута; девушка заметила его жест и приблизилась.

Воистину:

Схвачен был словно облако Муж, которому равных нет.
Первой в мире красавицы Отыскался в притоне след.

Если хотите знать, что ответила друзьям Амао, прочтите следующую главу.

Глава тридцатая

В ПЬЕСЕ «БЕЛАЯ ОТМЕЛЬ» ЗНАМЕНИТЫЙ АКТЕР БРОСАЕТ ШЛЯПУ. ВОЗЛЕ ГАВАНИ СИНЕГО СОЛНЦА ПРЕКРАСНАЯ ПТИЦА УПАРХИВАЕТ ИЗ КЛЕТКИ

Вы уже знаете о том, что член Союза возрождения Китая Лу Чунгуй пригласил своего друга Ян Юньцюя к гетере Фу Цайюнь, недавно открывшей заведение в квартале Счастье ласточки. И тут, прислушавшись к разговору гостей, сидевших в соседней комнате, они узнали, куда скрылся от гибели их товарищ.

Я думаю, когда читатель дойдет до этого места, он непременно скажет, что мы отклонились от главной темы: ведь я не рассказал, что случилось с Цайюнь после того, как она с госпожой Чжан выехала из столицы. К тому же читатель вправе недоумевать, каким образом Цайюнь, твердо пообещавшая целый год соблюдать траур по мужу, убежала из дому немедленно после прибытия на юг.

Здесь я прошу читателя извинить меня за то, что у меня всего один язык, неспособный говорить сразу о двух вещах. Если вас действительно интересуют приключения Цайюнь, позвольте мне рассказать о них с начала до конца. Как известно, наложница еще при жизни Цзинь Вэньцина вступила в связь со знаменитым исполнителем военных ролей Сунем Третьим, который занял оставшееся вакантным место Афу. Их знакомство состоялось в ресторане «Звезда литературы», на праздновании дня рождения начальника отдела департамента дворцовых дел Гуань Цина.

Дело в том, что Гуань Цин некогда был главарем столичных лоботрясов и очень любил театр. Его дочь, по прозванию Пятая красавица, на самом деле не блистала красотой, но зато отличалась весьма вольным поведением. Переодевшись в мужское платье[329], она частенько захаживала в рестораны и так же, как отец, слыла в Пекине заядлой театралкой. Поэтому сейчас, когда по случаю дня рождения в ресторане решили устроить спектакль, на него были приглашены чуть ли не все знаменитые актеры столицы. Среди них оказался, конечно, и Сунь Третий.

Цзинь Вэньцин — гордость академических кругов — всегда относился к Гуань Цину с пренебрежением, но Цайюнь очень сблизилась с Пятой красавицей на почве сходных вкусов и, разумеется, не упустила случая полюбоваться на столь грандиозное представление. Вместе с несколькими столичными львицами и дочерью хозяина она заняла специальную ложу. Женщины смотрели пьесу и без всякого стеснения болтали: одни разбирали по косточкам внешний вид и костюм героя и героини, другие обсуждали игру и пение исполнителей ролей стариков и женщин. Разговор велся горячо и весело.

Когда какой-нибудь отрывок пьесы приходился им по душе, они точно так же, как мужчины, вынимали из карманов красные конверты с деньгами и приказывали служанкам бросать их на сцену. Из-за кулис тотчас появлялся слуга, который кланялся и кричал: «Благодарим такую-то госпожу или такую-то барышню за подарок!» Некоторые актеры посмышленее даже сами поднимались в ложу с изъявлениями признательности. Светские львицы вовсю заигрывали с ними. «Я немало видела спектаклей на званых обедах в столице, — подумала про себя Цайюнь, — но на театральное представление маньчжуров попала впервые. Оказывается, это очень интересно! Здесь, пожалуй, веселятся не менее свободно, чем на балах и ужинах в Париже и Берлине!»

Когда человеку что-нибудь нравится, время для него мчится словно быстрая упряжка. Цайюнь посмотрела больше десяти коротких пьес и не заметила, как стемнело. Тут сердце ее беспокойно забилось: она опасалась, что Цзинь Вэньцин будет ворчать, если она поздно вернется. И дело заключалось вовсе не в том, что она была излишне робкой и осторожной, — просто после событий с Афу муж покорил ее своей мягкостью. Цайюнь в конце концов умела ценить доброту, и хотя ей было очень приятно любоваться представлением, угрызения совести взяли свое. Поднявшись, она стала прощаться с Пятой красавицей, но та схватила ее за руку и снова усадила на стул.

— Почему вы торопитесь, госпожа Цзинь? — спросила она, улыбаясь. — И не думайте уходить! Самой лучшей пьесы еще не показывали!

— Я уже достаточно посмотрела сегодня, — попробовала возразить Цайюнь. — Вряд ли покажут что-нибудь еще более прекрасное.

вернуться

329

Переодевшись в мужское платье… — В старом Китае женщинам запрещалось посещать театры.