Обезьянке ничего не оставалось, как извиниться и уйти…
Настала династия Сун{540}. Обезьянке удалось на этот раз разыскать сразу двух подходящих ей людей: некоего Оуяна и некоего Суна{541}. Оба были очень талантливыми людьми своей эпохи. Они просмотрели тетрадь, которую принесла им обезьянка, и сказали:
— Эта «Новая история династии Тан» за семнадцать лет работы довела нас до того, что мы выжимаем последние капли крови из сердца. Рука уже ноет от усталости. Где нам еще возиться с этой тетрадью.
И так обезьянка не могла никого найти вплоть до эпохи ныне царствующей династии{542}, когда узнала о каком-то потомке Лао-цзы{543}. Человек этот пользовался, правда, очень небольшой известностью, но обезьянке уже надоели эти бесконечные поиски, и вот она подкинула ему тетрадь, а сама вернулась к своей хозяйке.
Человек этот просмотрел тетрадь и увидел, что разобраться в этом множестве переплетений событий и лиц и связно изложить их будет делом нелегким. К счастью, он жил в исключительный век спокойствия и довольства, прочитал немало любопытнейших книг из «Четырех сокровищниц»{544} литературы, жил беспечной, вольной жизнью и в длинные зимние вечера или прохладные летние ночи, в те часы, когда являлось желание развлечься словом, он или пользовался ярким сиянием светлой луны, или устраивался перед уютным пламенем маленького светильника и с увлечением писал…
Так проходил за годом год, и вот он написал эти главы. Но это была лишь половина того, что он задумал написать.
Как-то раз один из друзей его, болевший болезнью печали и тоски, стал читать его тетради. Лицо его оживилось, прошла его печаль, прошла навсегда его тоска, он смеялся, он хохотал до упаду и, прочитав до конца рукопись приятеля, сказал ему:
— Ты ленив, мой друг, а кроме того, ты и пишешь очень медленно, и невесть когда еще ты закончишь всю эту повесть. Не лучше ли теперь же сделать эту рукопись достоянием всех? Предоставь удовольствие прочесть нынче же эти главы всем тем, кто поймет тебя, всем во всех концах земли — и пиши себе потихоньку дальше…
Но, увы, разве слово рассказчика может значить что-нибудь? Отдано тридцать лет этой повести, вложено невесть сколько крови и мысли в нее, и все же она останется лишь маленькой каплей легковесного слова в огромном мире бесконечных, бессчетных миров.
Но я писал, писал, и мне стало казаться, что каждое слово мое благоухает цветком, и, кто знает, может быть, другие тоже, прочтя раз, прочтя другой, узреют цветок, и лицо их озарится радостной, понимающей улыбкой… Но это уж как положит судьба, а вообще ведь
И если кто пожелает увидеть полное изображение в этом зеркале, то пусть еще подождет…
ПРИЛОЖЕНИЯ
ОТ РЕДАКЦИИ
«Цветы в зеркале» — один из замечательнейших и своеобразных сатирических романов, написанных на рубеже XVIII—XIX вв. н. э. китайским ученым-лингвистом Ли Жу-чжэнем, автором монументального исследования звукового состава многих диалектов в Китае, но, к сожалению, мало известного в китаеведении. В этом романе автор показал себя весьма прогрессивным в решении некоторых злободневных вопросов общественной жизни своего времени. Он был несомненным феминистом, весьма убедительно, но не всегда последовательно, доказывавшим необходимость предоставления китайским женщинам относительного равноправия, хотя бы в области научных знаний и литературной критики.
Роман написан в стиле, обычном для китайских средневековых повествований[1]. В этих повествованиях каждая глава начинается характерным зачином, составленным в виде стихов, имеющих определенный размер, но без рифмы. По своему построению эти стихи обязательно должны быть парными, т. е. каждая пара строк должна контрастировать между собой. Так, если в первой строке говорится о ветре, то во второй должно быть сказано о дожде и т. д. Разумеется, передача подобных стихов на русском языке представляет большие трудности. Как правило, конец главы обрывается на самом интересном месте, и развитие фабулы продолжается в следующей главе.
1