Вопрос, который особенно волнует Ли Жу-чжэня, это вопрос об угнетенном положении женщины.
О том, насколько тяжелым было положение женщины в старом китайском обществе, свидетельствует хотя бы тот факт, что нередки были случаи убийств новорожденных девочек в бедных семьях. Было это не только во времена Ухоу, но и при маньчжурской династии, во времена самого Ли Жу-чжэня[13], так как всегда в феодальном Китае были бедняки, которые не могли прокормить лишний рот и с болью душевной шли на убийство дочерей, зная, что, если бы даже ценой мучительных усилий и лишений и удалось их вырастить, они в будущем не станут кормилицами семьи, как сыновья, а в лучшем случае, если их удастся выдать замуж, они будут работать на мужа и его семью.
В домах зажиточных слоев феодального китайского общества девушки жили затворницами. Гнет семьи, оковы конфуцианской морали, семейные устои, освященные веками, тысячи запретов и ограничений сковывали женщину, не давали развиваться ее индивидуальности.
Социальные установления древнего Китая, узаконили подчиненное положение женщины.
Если по своим родителям мужчина соблюдал траур три года, то по жене траур длился всего лишь год; женщина же и по родителям своим, и по родителям мужа соблюдала трехгодичный траур, но если родители мужа были живы, то по своим родителям она могла соблюдать траур только один год.
После смерти жены мужчина мог снова жениться, но, уже начиная с династии Хань (III в. до н. э. — III в. н. э.), женщина должна была блюсти добродетельное вдовство. При династии Сун (X—XIII вв.) выход вдовы замуж уже расценивался как нравственное преступление, как моральный грех.
В XVII в., при династии Мин, соблюдение вдовства официально поощрялось, равно как и самоубийство вдов.
В династийных историях можно найти много примеров того, что женщину почитали героиней, если она после смерти мужа кончала самоубийством. Уже упоминавшийся ранее Юй Чжэн-се говорил о том, как часты были случаи самоубийства вдов. Он видел причину этого не в том, что женщины не любят жизнь, а в том, что они знают, как семья и общество ждут от них этого «героического поступка», который прославит весь их род.
Конфуцианцы создали теорию женской неполноценности, не только оправдывающую, но даже освящающую подчиненное положение женщины. Ум женщине не нужен, считали они, и постулировали это формулой: «Чем меньше в женщине таланта, тем она добродетельней».
В «Семи заповедях для женщин» талантливая ханьская писательница Бань Чжао говорила, что добродетель в женщине состоит не в ее необычайных способностях или уме, но в том, что она целомудренна, серьезна, соблюдает вдовство, аккуратна, чистоплотна, не самонадеянна и соблюдает приличия.
Женские добродетели, воспевавшиеся древними писателями Китая, — это верность, послушание, готовность пожертвовать собой ради отца или мужа. Почтительная дочь, верная жена, покорная невестка — вот героини нравоучительных историй, морализующих анекдотов и древних рассказов.
Позднее, в танских новеллах, намечается уже попытка выйти за пределы этого узкого понимания женской добродетели. Наряду с высокими душевными качествами, верностью, женственной прелестью своих героинь новеллисты воспевают их ум и талантливость («Повесть об Ин-ин» Юань Чжэня, «История Хо Сяо-юй» Цзун Фана, «Повесть о фаворитке Мэй»).
В то же время возникает и мысль о том, что неверна конфуцианская доктрина, видящая в женщине источник зла, сваливающая на женщину все неудачи в правлении, чуть ли не все общественные бедствия.
И если Юань Чжэнь, еще следуя этой доктрине, оправдывает своего героя ссылкой на зло, приносимое мужчине женщиной, то неизвестный автор «Повести о фаворитке Мэй» возражает против традиционной точки зрения, обвиняющей в мятеже Ань Лу-шаня, в неудачах правления императора Сюаньцзуна его фаворитку — знаменитую Ян Гуй-фэй.
Однако в танских новеллах, героинями которых являются женщины, речь, как правило, идет о женщинах, находящихся вне круга семьи: о гетерах, наложницах, фаворитках императора, т. е. о тех женщинах, положение которых давало им возможность — и более того — обязывало их быть образованными, начитанными и интересными в качестве собеседницы. Пусть этих женщин было сравнительно много в старом Китае, большинство все же представляли собой женщины, связанные с мужчинами узами брака (устроенного, как правило, родителями), и испытывавшие унижения и муки ревности из-за системы конкубината.
13
Подтверждение этому мы находим и в китайской истории, и в литературе. Недаром крупный писатель Цинской эпохи Юй Чжэн-се (1775—1840 гг.) указывал в одном из своих эссеев на то, что половина девочек в его родной провинции Фуцзянь не выживает. Недаром вопросу о «распространении детоубийств в Китае» было посвящено специальное заседание Китайского отделения Королевского Азиатского общества (см.: Journal of the China Branch of the Royal Asiatic Society, N. S., 1885, vol. XX, p.p. 81—86). Об убийстве девочек писал p. Gabriel Palâtre (L’Infanticide et l’œuvre de la sainte Enfance en Chine, S. I., 1878). Об этом говорится и в «Lettres édifiantes et curieuses» (Mémoires de la Chine, tt. X—XI, Lyon, 1819).