Идея воздаяния за добрые поступки и возмездия за дурные пронизывает весь роман.
В главе 15 Тан Ао скупает у рыбака пойманных им удивительных рыб с женской головой, а в главе 27 эти рыбы, потушив пожар на джонке, спасают Тан Ао него спутников. В главе 13 Лянь Цзинь-фэн, спасенная Тан Ао, дарит ему жемчужину, которую она вынула из убитой ею устрицы, в главе же 45 мать убитой устрицы похищает дочь Тан Ао. Но спасший Тан Сяо-шань даос говорит, что устрица, убитая Лянь Цзинь-фэн, была жадной и прожорливой, уничтожила немало жизней, за что и был положен конец ее злодеяниям» «Так это и должно быть, такова воля неба».
Небо следит за действиями человека и воздает за них.
В главе 71 Ши Лань-янь напоминает подругам наставление древних: «Добро и зло воздадут свое человеку, ибо они, как тень, всюду следуют за ними».
Герои романа неустанно творят добрые дела. Тан Ао помогает девушкам из заморских стран; он выкупает Лянь Цзинь-фэн у рыбака, Сыту Ур у сводников, продававших ее по поручению зятя государя; он скупает у рыбаков в стране Черноногих пойманных ими чудесных рыб и отпускает их в море. Линь Чжи-ян, смертельно боящийся правителя царства Женщин, добровольно возвращается во дворец, чтобы спасти Жо-хуа. До Цзю гун, вернувшись из поездки за море, «раздавал нуждающимся лекарства и, таким образом, весь ушел в то, чтобы спасти мир людской от недугов». Сю-ин хочет отдать свои бумаги Цзы Яо-чай, тем самым отказываясь ради этой неизвестной ей девушки от возможности участвовать в сдаче экзаменов. Бянь Бинь в голодные годы продал 5000 цин своей земли и вырученные деньги отдал на помощь голодающим…
В конце концов идея о том, что небо воздает за добрые дела[46], — это общее место всякой религиозной проповеди, но от этого добро не перестает быть добром, и пропаганда этих добрых дел не перестает быть проповедью гуманизма. Ли Жу-чжэнь подходил к вопросу о добре, об отношении человека к себе подобным с идеалистических позиций, но он противопоставлял свои альтруистические идеи эгоизму, который он резко осуждает. Важно то, что главным в человеке он считал его душу, его внутренние побуждения.
Одна из героинь романа — Ши Лань-янь — говорит о том, что в любых делах нужно исходить из честности и справедливости так, чтобы можно было «предстать перед Небом и Землей, перед государем и своими родителями, не стыдясь заглянуть им в глаза», — и эта гуманистическая посылка подкрепляется цитатой из Конфуция. Авторитет Конфуция был для Ли Жу-чжэня непререкаемым. Это видно хотя бы из того, что Ши Лань-янь не желает говорить о философе-материалисте Ван Чуне, который «ни во что не ставит… мудрых людей» и позволяет себе критиковать Конфуция. Это место интересно сравнить с главой 17, где До Цзю гун, побежденный в споре Тин-тин, очень неубедительно отвечает ей упреком в том, что она занимается «измышлениями», вместо того чтобы придерживаться принятых толкований. Ли Жу-чжэнь здесь сознательно вкладывает в уста До Цзю гуна такую жалкую, такую неубедительную аргументацию, потому что свой спор он ведет не с До Цзюгуном, а с теми многочисленными начетчиками его времени, которые не только не решились бы опровергнуть «установившееся суждение», но и не додумались бы до того, что на это можно решиться. Недаром же Линь Чжи-ян в шутку упрекает До Цзю гуна в том, что после их визита в страну Чернозубых там «не могут избавиться от тлетворной гнили, и до сих пор у них там отдает затхлым книжным духом». Ведь этим духом был пропитан весь цинский двор, большинство чиновников того времени, этот дух породил позднее писателей Тунчэнской группировки, создававших произведения, оторванные от жизни, культивировавшие идеи сунского конфуцианства, выражавшие чаяния самых реакционных групп феодально-помещичьих кругов Китая.
Чем же объяснить эту противоречивость автора? Как понять то, что в одном случае (глава 17) он на стороне Тин-тин, спорящей с авторитетами, в другом же (глава 71) он на стороне Ши Лань-янь, осуждающей Ван Чуна за то, что он позволил себе спорить с авторитетами? Объяснение этому противоречию мы находим в том, что Ли Жу-чжэнь уже понимал необходимость спора с педантами-начетчиками, но не мог еще подняться до материалистических воззрений Ван Чуна, опровергавшего, в частности, мистическую теорию воздаяния за добро, которая входила как составная часть в мировоззрение Ли Жу-чжэня.
В романе Ли Жу-чжэня отразились прогрессивные стороны его мировоззрения и его идейная ограниченность. Хотя в Ли Жу-чжэне еще сильны конфуцианские идеи, хотя он верит в бессмертие, воздаяние за добро и зло, но в то же время он смело обнажает язвы современного ему общества, резко протестует против социальной несправедливости, против угнетения, против подчиненного положения женщин. Он подлинный гуманист, верящий в возможности простых людей, верящий в способности женщин. Он разоблачает продажность, лицемерие и деспотизм правящих кругов. Он полон уважения к народной мудрости. Он ратует за прогресс в науке, за подлинное знание, связанное с жизнью и служащее ей.
46
Этот мотив идет не только от буддийской теории «воздаяния за добро», но и от предшествующих роману произведений (танские новеллы, «Цзиньгу цигуань», новеллы Пу Сун-лина и др.)» в которых с помощью сверхъестественных сил восстанавливалась справедливость, вносился корректив к скверной действительности.