Графиня взяла Джози под руку и сказала:
— Идёмте, дитя моё, мне нужно с вами поговорить.
Джози всегда с подозрением относилась к подобным разговорам. Она вообще предпочитала не говорить по душам с людьми, которые были ей хоть чем-то неприятны.
Поэтому сейчас напряглась и выпрямила спинку.
Графиня вела её в беседку, что красовалась у фонтана на другом конце аллеи. Проходя мимо одной из клумб, Джози вдруг остановилась, поражённая одним из растений. Куст был небольшой и уже почти облетел, поэтому хорошо оказывался виден цветок. Ярко-красный, с длинным оранжевым пестиком, будто усыпанным бусинками. Пять лепестков заворачивались подобно юбке танцовщицы фламенко. Разглядывая этот удивительный цветок, Джози почувствовала, как заколотилось сердце и краска прилила к щекам: он был прекрасен, неповторим и невероятно эротичен.
Что это? — спросила она, завороженная дивным видением.
Гибискус, иначе — китайская роза. Редкое растение. Крайне капризен! Так долго болел, что мы, уж было, выбросить его собирались. Просто удивительно, что он расцвёл!
Графиня и сама была потрясена этой аномалией.
Нравится? — поинтересовалась она, видя, как сияют глаза Джози.
Не то слово! Никогда бы не подумала, что на свете есть вещи… настолько … настолько совершенные!
О, дитя моё, вы ещё так много не знаете о природе вещей! — проговорила графиня, увлекая её за собой.
Джози обернулась, чтобы взглянуть в последний раз на цветок, но тут он, прямо на глазах, начал сворачиваться. Затем качнулся и упал наземь.
Ах! — воскликнула Джози, схватившись за сердце, словно только что потеряла дорого друга. В глазах её стояли слезы.
Не расстраивайтесь, дорогуша. Это нормально. Гибискус цветёт всего несколько часов. Считайте, что вам ещё повезло его увидеть, — графиня вздохнула и поняла, что так просто ей Джози отсюда не увести. — Знаете, а на Востоке этот цветок, — она перешла на шёпот, — считают символом страстной неприличной любви.
Джози загорелась, как давешний цветок гибискуса. И графиня таки утащила её, погружённую в какие-то мечтания. Наконец они достигли беседки. Графиня усадила её напротив себя и, взяв за руки, сказала самым доверительным тоном, на который только была способна:
Детка, а теперь расскажите мне всё без утайки, что у вас происходит с Ричардом?
Джози побледнела. Самые дурные её предчувствия насчёт тётушкиных намерений сбывались.
Почему вы решили спросить? — промолвила она, отодвигаясь как можно дальше.
Да между вами словно кошка пробежала. Уж вы мне поверьте, деточка, я такие вещи сразу же замечаю! Он чем-то обидел вас?
Как же мерзко, когда непрошенные гости лезут в твою душу за интимными подробностями. Есть в этой человеческой страсти — рыться с пристрастием в чьей-то жизни — что-то извращённое. Джози глубоко вздохнула.
Не в этом дело, — проговорила она, наконец.
Так в чём же! — не унималась графиня. — Не бойтесь, я знаю его давно и могу вам помочь! Джози ещё помялась, смущенно комкая подол платья.
Дело в том, — все-таки сказала она, — что вот уже третью ночь он не спит со мной.
Чепуха, деточка! — вздохнула графиня, но тут же опомнилась и произнесла: — Вы сказали третью! И это вас так уже беспокоит? Разве раньше вы спали вместе чаще!
Вообще-то, — Джози бесила эта перечница, что с каким-то маниакальным наслаждением препарировала сейчас её душу, — мы спим вместе каждую ночь, с самого дня свадьбы! И всякий раз, разумеется, если у меня нет месячных недомоганий, занимаемся любовью!
И вы так спокойно об этом говорите!
Я говорю об этом совсем неспокойно, как вы могли заметить! — Джози была не на шутку зла.
Возможно ли, чтобы он настолько растлил вас! — вплеснула руками графиня. — С самого детства он был порочным и невоздержанным в проявлении эмоций! И сколько не бился его почтенный приёмный отец, этот мальчишка так и оставался гадким дикарём, с повадками уличного попрошайки!
На этом тирада графини оборвалась, должно быть, ей не хватило воздуха. И тут графиню кто-то окликнул, то ли Молли, то ли Долли — с такого расстояния все болонки одинаковы, — и та, раскланявшись и напоследок велев Джози хорошенько подумать над её словами, удалилась.
Джози же, поднявшись, побрела вперед. Она не знала, зачем и куда идёт, взволнованная и распотрошенная недавним разговором. Она не заметила, как прошла через калитку в старой, обильно увитой плюющем, стене и оказалась на каком-то пустыре. Здесь она оглянулась, удивлённая тем, куда забрела, повернула уж, было, обратно, но, зацепившись за что-то, полетела вперед с криком:
Ай, каблучок!
И, наверное, серьёзно ушиблась бы, если бы её не подхватили.
Ангел мой, что вы здесь делаете?
Ричард выглядел крайне обеспокоенным. Опустившись рядом на колени, он нежно, но надежно прижал её к себе, а она обрадовалась этому объятью и разозлилась, что он заставляет её радоваться таким мелочам.
Каблучок! — прохныкала она.
Ричард быстро задрал её юбку и посмотрел вниз. Изящная туфелька Джози действительно застряла между старых корней, и каблучок сверзился на бок. Ричард осторожно извлёк ножку в белом шёлковом чулке из покалеченной туфельки. Ступня у Джози была такой маленькой, что когда он прикладывал её к своей ладони, ладонь оказывалась длиннее. Он не удержался и, наклонившись, припал губами к её прелестной ножке. Сквозь тонкую ткань чулка Джози чувствовала жар его поцелуя.
Она тихо ахнула от неземного наслаждения, рождённого этой лаской. А Ричард, легко подняв жену, готов был нести её назад, как вдруг…
Дин-дон, дин-дон…
Совсем рядом. В сером змеистом тумане…
Дин-дон, дин-дон…
Холодно, как холодно, — прошептала Джози, и он ещё сильнее прижал её к себе.
И тут появилась старуха. Жуткая, всклоченная, в лохмотьях. На поясе у неё висел колокольчик. В кривых узловатых пальцах она держала посох. Старуха шла мимо, будто не замечая их, и напевала себе под нос:
— Я садовником родился, Не на шутку рассердился, Все цветы мне надоели, Кроме…
Что это? — дрожа всем телом, спросила Джози, ещё теснее обнимая мужа.
А вот этого, любовь моя, вам лучше не знать, — сказал Ричард. И голос его, обычно теплый и бархатный, сейчас имел призвук стали.
Он поцеловал Джози в лоб, прошептав какие-то слова, и она тихонько отключилась. Затем, придерживая её одной рукой, он снял сюртук и бережно уложил на него своё сокровище.
Он чувствовал их присутствие разрядами электричества вдоль позвоночника. Выпрямившись, он осмотрел пустырь и насмешливо произнёс:
Ну что же вы! Выползайте!
И они полезли — серые, юркие, мерзкие… Они хихикали, явно издеваясь над ним:
Отдай! Отдай нам цветочек!
А вы попробуйте возьмите! — не менее издевательски, в тон им, ответил он.
Синее пламя, ярко полыхнув в глазах, стало разливаться по телу, искажая черты и члены. Тварь, давно ожидавшая своего часа, радостно выпускала когти и крылья. Длинные клинки загорелись в её лапах, и тут же слились воедино, образуя гигантские садовые ножницы…
Ты — Садовник? — по их серым рядам пробежала дрожь.
Адское создание расхохоталось и ответило голосом, мало похожим на человеческий:
Угадали! И я собираюсь как следует прополоть сорняки!
Графство Нортамберленд, замок Глоум Хилл, 1875 год
Тем же вечером Мифэнви спустилась к ужину в бледно-голубом платье из тафты, оставлявшем открытыми её худенькие плечи, обильно осыпанные веснушками.
Колдер, уже гладко причёсанный, но по-прежнему с ног до головы облачённый в черное, окинул её неодобрительным взглядом.
Это крайне легкомысленно с вашей стороны, — прокомментировал он это одеяние, — в замке довольно холодно, можно простудиться.