Иван Лукаш
ЦВЕТЫ ЯДОВИТЫЕ
Сборник
Я славлю!
БОЛЬНЫЯ ГРИМАСЫ
1. Сирень в граненом фиале
В то лето мы жили на даче.
Я помню, как тетя Рая, разсказала мне сказку про маленькую царевну.
Ее любил тихий паж, пришелец из стран заморских. В солнечной царевниной стране жил черный колдун. Он унес царевну из ея стеклянных покоев, а паж искал и в саду благоуханно-сиреневом царевна отозвалась пажу…
Жених сестры привез зеленый фиал ко дню ея рожденья. Я помню душистое дыханье сиреневых кудрей в фиале.
Мне было десять лет и я искал царевну.
Никто не отозвался мне из сирени — я разбил и граненый фиал. Лицо сестры изломалось старушечьей гримасой и стало злым. Мне больно было, но я молчал. Мне потому было больно, что никто не отозвался мне.
Я никогда, вероятно, — не встречу эту маленькую царевну. Она приходит ко мне только в тихих сиреневых снах.
2. Полишинель
Он смешной Полишинель — он всегда смеется.
Когда ему пунцово раскрашивали картонныя щеки и подрисовывали уголки тонких губ, — он смеялся. Он смеялся, когда ясноглазыя дети в игре помяли его горб и оторвали бубенцы колпака. Он смеялся за тяжелым комодом, брошенный в густую, серую пыль… Он и теперь смеется… Крысы отгрызли ему румяныя щеки, плеснь чердака разъела шутовской балахон. Один стеклянный глаз выбит, а другой щурится — такой блестящий, веселый. Смотрите! Он сейчас расхохочется этот смешной Полишинель.
3. Кареты
У факельщиков траурные кафтаны пахли нафталином и сыростью.
Черный гроб виделся мутным пятном между фонарей на катафалке. Было много карет. Оне тонули в мутных сумерках улиц, мерцали желтыми огнями сквозь прозрачный крэп. В каретах на твердых плюшевых подушках старухи сидели. У них лица в паутине морщинок и золотые колечки на костлявых пальцах…
Кареты, кареты… Много карет.
Черныя блестящия с электрическими фонарями. Лошади бегут, привычно откидывая разбитыя ноги. Пьяно кричат кучера.
Мелькнул в окне мальчик с образом — томный, в шелковой рубашке.
Кареты, кареты… Много карет.
4. Мыло молодости
Это совсем маленькая история.
Жил один поэт, бедный как церковная мышь. Он отдал свои робкия песни людям. Газеты петитом напечатали заглавие его книжки, а поэт голодал…
Он умер зимою, в своей обледенелой мансарде и только цветы, разцветшие на разузоренных морозом стеклах, пели шопотливыя мессы над ним.
1