Однако в апреле картина изменилась. Весна ли повлияла, или капля наконец подточила камень, но очарование певца начало действовать на обеих девушек. Сэми перестала коситься на неверного араба, и нежность в шоколадных глазах, устремлённых на Жорку, утратила оттенок демонстративности. Одновременно и Снежана начала поглядывать на Жорку с интересом. Отступившая было ревность набросилась на Ирку с утроенной силой.
– Знаешь, Кать, я всегда считала себя приличным человеком, а тут… Должно быть, у меня крышу сдёрнуло, иначе не могу объяснить, почему сделала то, что сделала. Причём мне даже в голову не пришло, что поступок отвратительный… Короче, я посадила к Саманте в комнату "жучка", – зардевшись, призналась Кудрявцева.
Оценивать степень её нравственного падения, равно как и спрашивать, где студентка отделения радиофизики взяла "жучка", я сочла неуместным, посему просто кивнула, предлагая продолжать. Но Ирка самозабвенно выискивала на моём лице признаки презрения, и кивка не заметила. Пришлось таки высказаться.
– Слышала такое слово – аффект? Изменённое состояние сознания, в котором человек находится под действием сильных эмоций. Так вот, оно самое у тебя и случилось. Я понятия не имею, как бы повела себя на твоём месте, так что позволь мне не фарисействовать. Лучше скажи, принесла ли твоя шпионская деятельность плоды.
– Никаких, – грустно сказала Ирка. – Я неудачно поместила "насекомое" – поблизости от музыкального центра. Сэми обожает американскую попсу и практически не выключает этот агрегат, так что сама понимаешь, чем обернулась моя прослушка. А когда я прокралась в её комнату ещё раз, Сэми внезапно вернулась из ванной и чуть не поймала меня с поличным. Очень неловко вышло… Только меня это не остановило. Я до такой степени жаждала узнать правду, что насажала "жучков" по всей квартире – на кухне, в столовой, у Снежаны, у Фаршада… Странно, что не в туалетах. Не спрашивай меня, в чём смысл. Это было похоже на манию. Разумеется, никаких откровений я не услышала. До того проклятого дня…
Проклятый день был днём рождения Снежаны. Дядюшка с тётушкой сочли семнадцатилетие племянницы достаточно важным событием, чтобы устроить пир горой. Девушке предложили позвать друзей – всех, кого ей хотелось бы видеть на своём празднике. Щедрое, но странное предложение – учитывая, что её однокашники с Вологодчины вряд ли имели возможность прошвырнуться на денёк в столицу, а здесь Снежана никого, кроме пансионеров дяди и тёти, не знала. В общем, за праздничный стол сели всё те же участники всё той же драмы. Что и ускорило развязку.
То ли на Снежану подействовало выпитое шампанское, то ли ей придал куража статус именинницы, но никогда ещё девочка не выглядела такой оживлённой. Болтала без умолку, много смеялась и почти неприкрыто пыталась заигрывать с Жорой. Наверное, по неопытности она не отдавала себе отчёта, насколько заметны эти попытки, и потому не могла оценить по достоинству грубость Жорки, который её неумелые заигрывания игнорировал. Иначе девушка не пошла бы за ним в холл, когда он собрался уходить, и не дала бы ему повод себя унизить.
Её негромких слов, адресованных Жорке, никто не расслышал, зато его резкий ответ услышали все:
– Правда? А ничего, что ты меня в упор не видела, пока я не увлёкся Сэми? Знаешь, милая, как это называется? Зависть! Так что не пудри мне мозги. Лучше обрати нежный взор на Фаршада, пока не поздно. Не то он тоже разглядит в тебе ледяную куклу и найдёт кого-нибудь поживее.
Девушка выбежала из холла, закрыв руками лицо, и бросилась в свою комнату. Фаршад вскочил, уронив стул, и в два прыжка оказался в холле. Сэми, взвизгнув, бросилась следом, но опоздала: нокаутированный Жорик уже сползал по стеночке. Фаршад тут же ушёл к себе. Пока Саманта и Елена Петровна суетились вокруг поверженного героя-любовника, Николай Сергеевич решил успокоить племянницу. Ирка, оставшаяся в столовой в одиночестве, отчётливо услышала из-за неплотно прикрытой двери звенящий от злости голос Снежаны:
– Не смейте ко мне прикасаться! Вы только притворяетесь добрым. Думаете, я не замечаю, что вы всё время норовите меня облапать? Убирайтесь!
Ирка выскочила из-за стола, намереваясь удрать в свою комнату, и заметила Елену Петровну, которая как раз выходила из кухни со льдом, насыпанным на полотенце. По невыразительному лицу хозяйки невозможно было определить, слышала ли она обвинения в адрес своего супруга, но, судя по тому, как щедра была судьба в тот день на пакости, скорее всего, слышала.