Повторюсь лишь в одном — я устал. Не любить и заботиться, но, пожалуй, жить. Улица с тринадцати лет предоставляла мне кров, прося в замен всего одно — надежду. Раз уж на то пошло, то вспоминая Хана и Лею, они меня её не лишали, наоборот, мучая изо дня в день несбыточными ожиданиями и верой в лучшее. А улица доносила все истины без боли, молча — беспристрастно. Я могу жить здесь, радоваться чему-то, печалиться о чём-то, горевать. Те же холод и голод толкают на борьбу, на движение, что есть жизнь. Но улица даёт это всё и сразу, в концентрированной дозе. Отравляет такая дозировка жизнь? Возможно. Но, скорее, бросает тебе все краски мира в глаза, да так, что ты слепнешь от их яркости, близости одних и отдалённости прочих. Вот и подкрадывается день, что ты не видишь чего-то важного, чего тебе улица никогда и не давала, не обещала, не напоминала о её существовании — надежды на лучшее будущее. А ты, дурак, незаметно повзрослел и вспомнил о былом.
Распознав, чего же тебе здесь не хватает сильнее всякой еды и тепла, жить становится в разы тяжелее. Потребности души и тела друг другу не ровня. Вот и начинаешь терять силы, уверенность и прочие лидерские — отцовские — атрибуты.
— Кайло?
Шершавые перчатки коснулись моей голой ладони. Я взглянул на мою малышку. Игра на рояля не пригодится ей в жизни, как и знания, почерпнутые из книжек, подарив ей какое-никакое развитие, она вряд ли сможет применить. Ничего не умеет делать, когда ей скучно? А как же прятки, догонялки и прочая детская ерунда, которой она страдает на пару с Финном и Роузи?
Моя Рей. Сколько зим нам с тобой отмерено? Не станет ли эта конкретная для нас разлучницей?
Зеленоватые глаза смотрят мне в душу с лёгкостью и беззаботностью, которую я не ожидаю в них увидеть и от которых каждый раз щемит в груди, а в этот раз отражается и дрожью в пальцах вовсе не от холода в доме. Мой динозаврик — существо до боли в сердце удивительное. Волшебное. Что в неё вселяет эту магию жизни, цвета летней солнечной травы и тепла? Уж точно не моя заунывная и мрачная игра на старом расстроенном рояле…
В горле встал ком, ушедший только после первой фразы в обучающем диалоге:
— Останься в перчатках, — поняв к чему я веду, довольная, она подскочила на месте, отчего гребешок на её голове радостно зашевелился, и придвинулась ещё ближе ко мне, хотя мы и так сидели вприлипку. — Видишь эту клавишу? И эту?
— Ага!
Растопырив пальцы, я одновременно нажал на две белых «до» большим и мизинцем.
— Интервал между ними зовётся октавой…
Комментарий к Глава 4. Мои радости. Саундтрек к главе та самая мелодия Hollywood Undead – Outside (piano), с которой и началась эта история.
====== Глава 5. Мои беды. ======
Моя последняя ночь в кругу семьи была тихой. Доброй. Мирной…
Предвещало ли расставание что-либо? Да. Не знаю, с чего и начать зачитывать перечень, состоящий сплошь из стечения обстоятельств, выборов моих и чужих, и общечеловеческих, людских качеств. Честно говоря, даже браться за такое противное и бессмысленное дело не хочется. Остановлюсь на том одном, что привело всё в запоздалое, а не своевременное движение, и с того, что вызвало фатальную заминку: лично моё недоедание, моральное истощение и хроническая усталость. Из-за этого красочного букета я и задремал посреди ночи, хотя и нёс вахту, и только чудом проснулся в тот миг, когда полицейские за окном вовсю подбирались к нашему скромному запылённому жилищу…
— Просыпайтесь! Эй! Копы! Валим! — всю боль и усталость как рукой сняло. Затёкшая шея уколола разок, и сразу отпустила, подсобив.
Большинству одного моего хриплого, но громкого окрика хватило, чтобы тут же проснуться; всех прочих сонь тотчас растолкали. В такие моменты времени на раскачку у нас не имелось, а скорость сборов ценилась превыше провианта. Для каждого из нас было лучше несколько дней перекантоваться на случайных безымянных улицах с пустым брюхом, чем с полным, но уже будучи в кругу ненавистной, так называемой «родни» или «опекунов». Лишения пищи и крова мы все терпели куда более стойко, нежели «домашние» мама-папины издевательства.
Фараоны ехали медленно, тихо и без мигалок, что давало нам минимальной форы, так как и мы светиться не собирались, покидая дом быстро и втихую. Точка сбора на такой экстренный уход всем прекрасно известна, маршруты тоже, рюкзаки с провизией собраны и готовы, глаза к темноте привыкшие, спали мы все в одеждах, так что время на какие-либо сложные ритуалы перед побегом нам не требовалось.
В ночной тишине после моего крика только и было слышно, что шорохи, шуршания и пыхтения, когда все забрасывали на спины свои ночные «подушки» — рюкзаки, да поскорее подтягивали за собой отстающих. Наше счастье, что полиция не особо утруждается и напрягается при таком задании, приезжая всего на паре машин, в которой находится по два напарника. Четверо взрослых против пятнадцати детей, бегущих врассыпную по разным улицам и подворотням. Итого, каждый коп должен был как-то изловчиться и поймать трёх-четырёх из нас, что сделать было голыми руками и без применения насилия не так-то просто (добыча-то, на которую они по приказу замахнулись, дюже кусачая и драчливая!). Основная опасность это даже не та четвёрка, которой было поручено переловить нас и отправить кого куда, а их коллеги, сидящие на рациях, патрульные улиц. Ночью в тихом, богом забытом квартале или даже близ него, делать им особо было нечего, так что такие сообщения их мигом бодрили и разгоняли ленивую дрёму, вмиг настраивая на охотничий лад. Ещё бы! Спугнутые из своей прогнившей норки зверьки сами бегут им в руки! Хороша потеха!
— Живо! Живо! — я следил за всеми, стоя в дверях и выпроваживая махами руки выбегающие одну за другой головы. Одну, посеявшую где-то на днях свою шапку, кучерявую, почти проскочившую мимо в числе последних, я всего на пару секунд остановил, ухватив её обладателя за плечо, и попросил о том, что он и так прекрасно понимал: — Позаботься о них.
— Обязательно, — твёрдо ответил Дэмерон и кивнул будто бы не соглашаясь, подобно своему слову и тону, а судя по горящим завидным для меня чёрным огнём глазам, благодаря меня этим жестом за что-то, никогда нами вслух не высказанное. Я внезапно также по-доброму — ох, не совру, по-братски! — ответил ему кивком, вновь говоря нечто на особом уровне понятное. Ты со всем справишься. Если меня вдруг загребут или выйдет так, что мы больше не увидимся, то я тебе их доверяю со спокойным сердцем. Забавно выходит! Доверяю своему недругу свою семью. Могли ли мы с По подружиться в один день, будь у нас обоих нравы получше? Может нам и правда нужно было больше времени, чтобы притереться к ошибками и победам друг друга? Узнать это нам когда-либо оказалась уже не судьба…
В числе последних комнату покидал, вовсю наступая на пятки своим друзьям, мой песочный диназаврик, тревожно потряхивая из стороны в сторону белым пушистым гребешком. Рей только и успела, что пикнуть, когда я подхватил её за шкирку и повёл за собой.
— Я с ними!
— Нет, ты со мной! — отрезал я и словом и жестом.
— Рей!!! — в один голос завопили уже почти вышедшие из дома Финн и Роузи.
— Джеф, уведи их!
Подхватив своё взволнованное сокровище на руки и попросив держаться за меня покрепче, я обнял Рей, прижавшуюся к моей груди своей и обхватившую руками меня за шею (за спиной был почти пустой рюкзак), а ногами за талию, я рванул вслед за всеми, выбирая заранее продуманное направление. Дверь я оставил незапертой и Рей проинформировала меня, заставив бежать ещё быстрее: