— Буду честен. Со мной связалась твоя мать, объяснила, что случилось, — к моему уважению он открыто признал, что присутствует здесь вовсе не по своей инициативе. И правда, с чего бы ему скупиться со мной на честность? Жил себе не тужил неведомо в каких краях, как вдруг милая сестричка вдруг взяла и ударила исподтишка новостью о давно забытом племяннике, воззвав к дремавшей много лет совести. О чём мать только думала, притащив его сюда? Сама не рада тому, что видит, глядя на меня, так ещё и другим жизнь моей избитой и изрезанной рожей решила подпортить. Да-а-а… Дядя хоть и чужак, а всё же жалко его. Ладно, мама, но ему-то здесь точно было не место.
— Так вы моя псевдосемейная «скорая» помощь? Ради бога, не утруждайтесь. Вы по всем фронтам опоздали. Верните ей трубку, а сами летите обратно… откуда вы там прилетели, — я перевёл взгляд к матери, подыскивая слова, чтобы отчитать за то, что пришла сама и привела мне на потеху с собой «подмогу», но Люк не спешил исполнить мою просьбу.
— Ты ненавидишь нас? — спросил он вдруг предельно спокойно и прямо, но я ни на миг не растерялся, сиюсекундно отразив атаку.
— За что?
— Я не спрашивал тебя о причине. Только о самом действии. Ненавидишь?
— А вы считаете, нет ничего хуже ненависти? Что, если я скажу, что мне плевать на всех вас? — при всей бесполезности разговора, скуку он, однако, развеивал на ура. Прости, дядюшка, но я не виноват в том, что ты позволил ей притащить себя сюда. Вот и расхлёбывай теперь то, во что зачем-то вписался!
— Тогда я рискну не поверить тебе и постараюсь дать возможность взглянуть на свою жизнь и своих родных другими глазами. Теми, какими ты смотрел на свою уличную семью.
Вот только этого мне не хватало! Ещё один всезнайка нашёлся! Ну, Сноуку-то простительно, он и постарше будет, и мою историю знает из первых уст, чтобы судить о таких вещах. А у этого разве что глаза кажутся старческими, да и то, только из-за печали, той, что не выплачешь. В целом же, услышать истину из его уст я никак не ожидал.
— Вы ничего об этом не знаете.
Теперь Люк опустил взгляд на манер моей матери — виновато и с извинением, словно собирался исполнить запрещённый приём. Так оно вышло: дядюшка внезапно нанёс удар по мне ниже пояса…
— Бен… Я встречался с твоей Рей, в приюте.
— Когда? — похолодел я, выпалив слова быстрее пули. Она-то ему на кой ляд сдалась? Ладно, я, племянник как-никак. Да и как он прознал о ней?
— В прошлую пятницу и приходил к ней всю эту неделю. Она чудесный ребёнок, и про тебя рассказывала мне много интересного и не менее прекрасного. Ты её гер…
— Только посмейте обидеть её! — вспылил я, толком не разобрав, из-за чего конкретно; ничего открыто враждебного в речах дяди не было, но неизвестность его намерений в отношении Рей чертовски злила и пугала: — Я вас из-под земли достану! И из-за решётки, будьте уверены! — конечно, он мог покопаться в моей истории поглубже, расспросив всех её запоздалых судей-свидетелей, но чтобы добраться аж до Рей! Да и зачем, самое главное?!
— Прости за прямоту, но ты звучишь сейчас в точности, как старший брат, — подлец по-доброму улыбнулся мне, обезоружив.
— Так вот чем вы сейчас занимаетесь? Это ваш способ узнать меня получше? Из третьих уст? — место удара всё ещё болело. — Ладно, проверьте сколько правды в словах ребёнка, только учтите, что вы говорили с человеком, который и в людях пока не умеет толком разбираться.
— Ты правда о ней так думаешь?
— Я это знаю. Ей всего девять.
Конечно, знаю. Если бы моя… Чёрт! Даже в мыслях не могу привыкнуть к выкраденному у меня местоимению. Если бы Рей знала меня чуточку лучше, видела больше, чем было доступно её детскому затуманенному сказками взору, то наверняка бы и с крыльца в тот памятный день не встала и не попросила бы «хочу с тобой!» Чем стал для неё выбранный путь в итоге? Дорогой от дверей дома до приюта, и это я проводил её от врат одной кошмарной жизни к порогу другой, но такой же. Перекупщик страданий!
— Что плохого в том, если я пойму, что видел в тебе близкий человек? Пусть и девятилетний. Какими глазами эта девочка смотрела на тебя, — Люк и сам смотрел на меня как-то пугающе по-родному. По загривку прошлось стойкое тёплое ощущение дежа вю, сотканное из крупнокалиберных мурашек, словно я уже чувствовал на себе похожий взгляд, но не мог вспомнить когда это происходило. Голубоватые с зеленцой глаза источали сокрытую мудрость, такую похожую на ту, что я знал от Сноука, столь же непривычную, но такую влекущую и располагающую к тому, чтобы покорно и с охотой внимать ей.
Я на секунду замер, безуспешно борясь с собой.
— И какими же глазами она смотрела на меня? — понизил я голос, попавшись на слишком острый и манящий сердце крючок. В разговорах со Сноуком я ни разу не упоминал Рей, отчего все слова о ней в этот миг ощущались на языке куда острее и нужнее, чтобы так просто взять и отказаться от возможности, оказавшейся всего на несколько сладких минут у меня на руках. Странно выходит: Люка я ещё толком не знал, а уже не боялся касаться в его присутствии моего лучика света, живущего в сотнях миль от меня.
— Восторженными. Счастливыми. Самыми родными, — с сочувствующей улыбкой перечислял мягкий голос, разя наповал ослепляюще яркими и до боли живыми воспоминаниями о тех днях.
Я втянул носом воздух, взглянув в сторону и проморгавшись. Зачем спросил, дурак, когда и так сам всё знал и помнил? Вернув опущенную с трубкой руку обратно к уху, я заметил взгляд матери. Лея смотрела на меня с приятным для неё удивлением, точно я всё ещё был её потерянным во многих смыслах сыном, которого она всё надеялась увидеть за время прошлых визитов, но только сейчас смогла признать в человеке перед ней знакомые черты.
— Кто вам разрешил встречаться и говорить с ней? — пошёл я снова в атаку, ведомый не беспричинной тревогой, и убегая от непрошеных, усилием выпавшей мне доли сдержанных слёз.
— Сотрудники приюта.
— На каком основании? Вы ей чужой, зашедший с улицы.
— Так и есть. И помимо этого, я работаю директором школы-интерната, — о-о! Звучало это хорошо, но плохо! — Так что если между нами с тобой за время моих будущих визитов всё сложится удачно, то — исключительно с твоего одобрения! — подчеркнул он, глядя на меня с признанием и уважением, — …Рей могла бы покинуть стены приюта и жить в более комфортных для неё условиях. Позволь мне объяснить, что я…
На миг я утратил дар речи, опешив. Не знаю, что увидел на моём лице Люк в этот момент, но и он внезапно прервался, дав мне время опомниться и придти в себя. Отдышавшись и резко выдохнув, я заговорил уже куда более спокойным тоном, словно шёл на уступку в переговорах с опасным противником, превосходящим меня по силам.
— Хотите забрать её в свою глухомань? — даже на слух это звучало дико и странно, пусть и с испугавшей меня надеждой на лучшее, застрявшей между строк.
— Если так ты называешь остров у берегов Ирландии, то да, — он вытащил из кармана фото и приложил его к стеклу. Там и правда был изображён зелёный, каменистый островок внушительных размеров, окружённый синевою местных вод. Живописно, но тревогу в моём сердце красотами природы было не умерить. — Само собой, у меня есть лицензия на преподавательскую деятельность и многолетний успешный опыт в обучении и воспитании детей. Тебе не стоит бояться за Рей, если я смогу забрать её…
— Вы начали с того, что хотите узнать меня, — напомнил я, притормозив поток пугающей и обнадёживающей затеи, с непонятной мне подоплёкой. Это встреча шла вразрез с каждым моим представлением о ней по мере дядиной речи. Только послушайте, как лихо он вплёл сюда Рей, даже имени которой в этих стенах звучать не должно было, что аж мурашки по спине всё бегают да не желают уйти со вспотевшей площадки!
— Да.
— Тогда объясните, зачем вам Рей? Мы с ней больше никак не связаны, наши пути разошлись, — горечь на языке от произнесённой правды принесла с собой сухость во рту и першение в горле.
Люк, вздохнув, вернул во взгляд свой вину, которая и принялась солировать передо мной, рассыпаясь в сожалениях направо и налево. Да в гробу я всё это видел! Тьфу!