- Эдипов комплекс - это когда сын ненавидит отца... А когда дочь ненавидит мать - это комплекс Электры.
- Какая разница...
- Знаешь, если подумать, то получается, что Петя ни в чем не виноват.
- Да, не виноват... - Марья Ивановна боролась со сном.
- И знаешь почему? Дети, вообще люди, как индивиды, ни в чем не виноваты. Во всем виноваты их родители. Или воспитатели. И я думаю, что в Аду люди мучаются не за свои грехи, а за грехи своих детей. Да ты сама, кажется, что-то на эту тему говорила... В первую нашу с тобой встречу...
- Ты хочешь сказать, что отец Пети ответит перед Богом не за любовь к доступным женщинам и праздности, а за убийство? - поцеловав Смирнова в губы, спросила Марья Ивановна. - За убийство Кристины?
- Да... За хладнокровное предумышленное убийство.
- Что ж, тогда мы с тобой можем умыть руки. К чему лезть поперед батьки-Бога?
- С таким миропониманием можно всю жизнь умывать руки, - хмыкнул Евгений Александрович.
- Ты же сам знаешь: кто умеет умывать руки, тот умывает...
- А тот, кто не умеет, ходит грязным.
- Ты хочешь сказать, что мы грязные?
- А разве нет? В таком дерьме вымазались, а могли бы сидеть у телевизора и вместе с Затевахиным смотреть, как чудно живут кролики в юго-восточной Австралии и чем надо кормить больших белых пуделей на восьмом месяце беременности.
- Ты хочешь сказать, что мы ничего доброго не сделали?
- Не знаю, - покачал головой Евгений Александрович. - Хотя, если подумать, мы, мы вместе с Петей вскрыли гнойник. А это всегда полезно. По крайней мере, для здоровых людей.
- В мире все равно ничего не изменится... Большинство родителей продолжит калечить своих детей...
- В Библии сказано: подмети у своего порога.
- Ты на что намекаешь?
- На то и намекаю... Или не нагулялась еще?
- Нагулялась, нагулялась, - Марья Ивановна, выгнувшись, поцеловала Смирнова в губы. - А кого ты хочешь?
- Девочку, конечно... Они такие славные. А потом, если потянешь, можно и мальчика завести...
Эпилог.
К Паше Центнеру поехал Смирнов. За рюмкой коньяка и сигарами он рассказал ему о первом деле детективного агентства "Дважды два". Рассказал от "А" до "Я".
- Ты знаешь, я тоже думаю, что за все мои грехи ответят на том свете папаня с маманей, - проговорил Паша Центнер, внимательно выслушав Евгения Александровича. - И потому творю зло, ха-ха, с особым удовольствием. С мазохистским, я бы сказал, удовольствием.
Сказав последнюю фразу, Центнер посмеялся.
"Нет, все-таки, он - штучка", - подумал Смирнов и, закурив предложенную ему огромную гаванскую сигару ручной вертки, изложил просьбу Святослава Валентиновича.
- Сделаем, не волнуйся, - махнул рукой Паша Центнер. - За два миллиона баксов ее под именем Любовь и под фамилией Орлова в Сочи доставят в хрустящем целлофане с вертлявыми цветными ленточками.
- Два миллиона - это все, что у него есть...
- Потому и прошу два миллиона. Если бы у него было два рубля - взял бы два рубля...
- За эти деньги можно целую зону освободить...
- Попробуй... - усмехнулся Центнер. - Я перекину тебе следующего клиента.
- В таком случае, я отдам ему те семь тысяч, которые он нам заплатил...
- Сунешься - в бетон закатаю... Вместе с Машей. Ферштейн?
Они помолчали, с разными чувствами вспоминая события полугодовой давности, затем выпили по рюмочке за здоровье тех, кто на зоне (тост предложил хозяин дома), и вновь помолчали.
- Ты чего скуксился? - прервал паузу Центнер. - На тебя не похоже. О всемирном потеплении совсем не говоришь и о вреде социального обеспечения тоже.
- А откуда ты знаешь о вреде социального обеспечения? - спросил Смирнов, вспомнив, с какими погребальными речами хоронил собеседника на берегу Пономарки.
- Стылый рассказывал. Мы сейчас с ним большие кореша. Кстати, ты знаешь, что он женился законным браком?
- На Юлии? - импульсивно вскинул глаза Смирнов.
- На ней... - иронично глядя, хмыкнул Центнер. - Ревнуешь?
- Да нет... - опустил глаза Смирнов. - Он ведь у нее первый. Они еще студентами жили, ты же знаешь.
- Ревнуешь, - удовлетворенно протянул король бандитов. - Баб бывших не бывает. Я Машу тоже ревную...
Они задумались. Смирнов думал о Юлии, Центнер о Марье Ивановне. Через минуту оба поняли, что увязают в высохшем болоте, и Паша спросил:
- Так что ты скуксился, когда я сумму назвал?
Смирнов смутился и, помявшись, сказал:
- Может не надо ее освобождать?
- Почему не надо, дорогой Евгений Александрович? Это же бизнес. Я на одном этом деле заработаю миллион зеленых.
- Она выйдет и снова его захомутает. И Петя тогда не то, что центнером, тонной станет.
- Не захомутает, - заулыбался шутке бандит. - Как я слышал, ее уже подлечили и теперь к сексу, даже тривиальному, у нее полнейшая апатия.
- Как вылечили?
- Били ее за соответствующие отклонения. Ей в Сочи теперь срочно нужно. Лечиться от хрипов в легких и шума в голове.
- А как же Лена? - помолчав, вспомнил Смирнов девочку. - Ты же по миру ее пустишь?
- Это полезно. Ты же сам писал в "Сердце Дьявола" о санитарной ведьме Гретхен Продай Яйцо.
Смирнов вспомнил Гретхен Продай Яйцо. Как она без жалости изводила тех, кто в будущем мог причинить зло.
- Так я тоже санитарный ведьмак, - продолжил Паша Центнер, усмехаясь. Ну, по крайней мере, в данном случае. Санитарный ведьмак, потому что чувствую, что ему с дочкой надо очутиться на улице. У него есть голова, есть родная кровиночка, у нее есть отец и Петя - все карты им в руки. Так что два миллиона и ни копейкой меньше. А точнее - два миллиона двести тридцать пять тысяч триста пятьдесят долларов. Мои ребята все его барахло с точностью до десяти центов оценили.
- Оставь им хотя бы на жизнь.
- Нет. Пусть поголодают. Я - не собес. Я - бандит с большой буквы.
- Оставляешь его на крайнюю мазу?
- Все мы под ней ходим...
***
Святослав Валентинович встретился с Пашей Центнером и Смирновым на Ярославском вокзале. С ним была Лена, старавшаяся казаться взрослой. На плечах ее висел туго набитый рюкзачок. Отдав Центнеру деньги, Кнушевицкий пожал руку Смирнову, и, ведя дочь за руку, пошел к входу в метро. Паша Центнер, криво улыбаясь, смотрел им вслед.
Перед самым входом на станцию отца с дочерью остановил продавец лотерейных билетов.
- Сегодня у нас суперигра! Купите билетик, не пожалеете. Пятнадцать рублей, и вы неделю обедаете в лучшем ресторане Москвы!
- Папа, купи! - повернулась к отцу Лена. - Я есть хочу.
- У нас на метро не хватит.
- А сколько надо, чтобы и на метро хватило, и на билетик?
Святослав Валентинович вытащил кошелек, покопался в нем и сказал:
- Восемь рублей десять копеек...
Леночка побежала к Смирнову.
- Вы не одолжите нам восемь рублей десять копеек? Я верну, когда вырасту!
Смирнов достал бумажник и протянул девочке восемь рублей серебром. Потом решил отдать ей все наличные деньги. Но Паша остановил его резким движением руки:
- Спрячь свои гроши, фраер!
И подняв из-под ног десять копеек, протянул их девочке.
Лена, благодарно улыбнувшись, убежала к отцу.
***
Расчистив ноготком серебряную краску, дочь Кнушевицкого увидела надпись "1 000 000 рублей".
Паша стоял и смотрел, пока Святославу Валентиновичу не вручили сверток с деньгами.
Потом они со Смирновым сели в машину и покатили кутить в "Балчуг".
Поздним вечером, когда они ехали продолжать в ресторан Эгисиани, в дачном поселке близ железнодорожной станции Переделкино выстрелом в затылок был убит некто С. Тихонов.