Выбрать главу

Катя давно исчезла из онлайна, видимо отправившись немедленно доставать мужа поручением, а я скиталась по квартире, вспоминала вчерашний день и злилась, злилась.

Не помогла успокоиться даже любимая лаборатория в осушенном бассейне. Когда мама ждала Жасмин, она клюнула на идею подводных родов, преподнесенную какой-то подругой. В то время мы только-только переехали и начинали сносить перегородки между квартирами, потому папа с дедушкой без труда устроили из нескольких комнат один бассейн. Тогда я просто радовалась воде и совершенно не ценила маленькую сестру, обязанность приглядывать за которой частенько ложилась на мои неокрепшие плечи.

В полной мере я оценила бассейн позже, особенно во времена учебы в институте, полюбив подстраивать встречу гостей с кафельной плиткой, таящейся за обычной дверью.

«Как вам наша семейная картина? Правда, прелесть? Это лучизм, смешанный с минимализмом!» — улыбаясь, говорила я.

Дело в том, что стенки бассейна оказались выше дверных наличников, и гости, открыв дверь (закладывать лишние дверные проемы родители, с подачи креативной бабули, не стали) видели только покрытую кафелем стену. Многие недоверчиво щупали, считая стену ненастоящей, или искали потайные рычаги, пытаясь убрать препятствие.

С тоской поглядев на смеси и укомплектованные композиции, я закинула в сумку-бананку маленький баллончик со спреем-освежителем дыхания. Бессмертные ментол и эвкалипт при случае справятся с ролью перцового баллончика, а вот взрывчатые вещества могут обернуться против меня самой.

Вид искусства, который я избрала, окончательно настроив против себя декана, именовавшей меня не иначе, чем «пятном на репутации института», вообще притягивал немало приключений и неприятностей. При всем развитии современного искусства, когда девиц, полностью утыкавших стразами губы, больше не порицали, а квадратные и треугольные дыры в щеках не запрещали даже в школе, не говоря уже про картины из протухших водорослей и прочие инновации, меня продолжали принимать за террористку. Художественные взрывы оставались не поняты большой аудиторией, но я не жаловалась.

Решение лично подетективничать пришло стремительно. Где-то у мелкой валялись парики для фотосессий, но я просто обмотала голову летним шарфом как повязкой и двинулась в дорогу.

Дом Льюиса располагался в частном секторе, и если данные с городских камер повреждены, есть только один способ достать информацию. Ворота каждого дома (при условии, что жильцы не ударились в ретро) должны оснащаться собственной камерой со звонком — чтобы, не выходя из дома, посмотреть на гостей и решить, впускать их или нет. Насколько я в этом разбиралась, каждую из таких систем злоумышленникам пришлось бы взламывать дважды — информация дублировалась владельцам в сеть, плюс сохранялась на домашний носитель. Консьержи и прочие сотрудники, имеющие в многоквартирных домах доступ к коммуникациям, в частных секторах отсутствовали, а значит, подкупать бы пришлось напрямую хозяев домов. Навряд ли взломщики стали бы этим заниматься, создавая полчище свидетелей, а вот руководство компании «Alliance IT of ARS» могло под каким-нибудь предлогом изъять у соседей Льюиса записи своего появления. Мне оставалось надеяться, что они успели добраться не до всех. Кого-то вполне могло не оказаться дома.

Никто не стал бы лично сидеть в засаде, ожидая пока я сунусь туда, где недавно огребла приключений, еще раз, да и улица просматривалась как на ладони. Но взялся же откуда-то тот мужчина, что едва не схватил меня у калитки!..

Оглядываясь в два раза чаще, чем нужно, я выбрала дом напротив дома Льюиса, потому что видела однажды жившего в нем человека, и решительно нажала кнопку звонка.

Удивительно, но хозяин, высокий мужчина с проседью в волосах и щетине, не стал пользоваться домофоном, а лично открыл калитку поинтересоваться, чего мне нужно.

— Понимаете, вашего соседа, возможно, похитили. Вместо полиции я позвонила в компанию, с которой он сотрудничал, чтобы выяснить, не знают ли они где Льюис. Всякое ведь может быть. Но, кажется, я сделала только хуже. Теперь вся надежда на записи с частных камер, — не особенно надеясь на успех, выпалила я.

По непроницаемому, немного пугающему лицу, ничего понять не удавалось. Если бы я не видела этого человека раньше, кинулась бы бежать прочь, приняв за одного из злоумышленников.

— Заходи. Не торчать же тебе тут, — пророкотал басом громила и отступил в сторону, чтобы я могла пройти в калитку. При этом, он оказался бы у меня за спиной, едва бы я воспользовалась приглашением.

За миг в моей голове пронеслось все. То, что я никому не сообщила, куда иду, то, что за Льюисом наверняка следили, прежде чем похитить, и почему бы его соседу, о котором я не знала ровным счетом ничего, не оказаться вовлеченным в это дело, в роли сообщника похитителей?

Так мои коленки не дрожали ни когда я взрывала свою первую, относительно маленькую самодельную бомбу, ни когда на третий выезд за город в поля, нас с Витей и Олегом остановили полицейские, а мне пришлось улыбаться и излучать уверенность, подавляя желание ляпнуть в лицо служителям закона: «Да отвяжитесь от нас! У меня с собой совсем немного ИВВ, его не хватит даже поджарить ваши задницы!».

Но демонстрация страха еще никому не помогала. Всю жизнь меня выручало иное. Я решительно шагнула вперед и не вздрогнула, когда калитка с лязгом захлопнулась за моей спиной.

— Пал Дмитриевич, — представился здоровяк, одаривая меня улыбкой и протягивая свою ручищу для рукопожатия.

— Вайпер, — вернула я улыбку, пожимая ладонь, близкую по твердости к железу. Последовало предсказуемое:

— Ы! Кто ж тебя так назвал, детка⁈

— Бабуля.

Следом за Пал Дмитриевичем, я вошла в уютный дом обшитый деревом. Потрясающую открытую веранду, выложенную булыжниками, хозяин наверняка сложил собственными руками. Внутри царила блаженная прохлада.

Здоровяк привел меня в комнату, похожую на кухню, скрещенную с охотничьим домиком, усадил за стол.

— Сейчас посмотрим что там с записями, — пробасил он.

В этот момент на экране, висящем почти под потолком, сменился клип. Я тот час узнала популярную песню Матроскина и недовольно поморщилась.

Константин Матроскин, взявший псевдоним кота из «Простоквашино», но утверждавший, что фамилия настоящая, всегда казался мне насквозь фальшивым. Парень носил сияющие белым неоном полосатые тельняшки, механический накладной хвост, извивавшийся при определенных движениях, пушистые кошачьи уши, изумительно (как выпускнице художественного института, мне приходилось это признавать) вписывавшиеся во всегда взлохмаченную шевелюру и роскошные кошачьи усы, как-то крепящиеся к гладковыбритой мордашке. Некоторые считали, что усы вживлены в кожу, но я не искала в сети истину по этому вопросу. А его песни подкупали массы слегка модернизированной классикой вроде «Кабы не было зимы» из того же мультика и воспевали осваивание Марса. Из последнего торчала плохо замаскированная попытка через певца оказать влияние на общественное мнение о некоторых космических программах.

«Как жить без чипа в голове? Все очень плохо, очень плохо…» — наполнил комнату голос народного любимчика. В новой песне К. Матроскин высмеивал недавний научный съезд, где обсуждали возможность размещения чипов вместо ногтей прямо в голове. Навязчивая песенка быстро набрала популярность, звуча повсюду.

— Не нравится?

— Скажем так, я сомневаюсь, что этот лицемер в жизни пользуется эмалированным чайником, — глядя на бытовую композицию, представшую перед зрителями на экране, ответила я.