Слова Люси про сон в запертой камере и вид студии Дзётаро пробудили в памяти первой жизни такие строки под тоскливые ноты пианино:
'Я уснула в камере пыток,
Где на стенах тиски и клещи,
Среди старых кошмаров забытых,
Мне снились странные вещи.
Заглушала музыка крики,
Столько памяти в каждом слове,
Я уснула в камере пыток,
На полу, в луже чей-то крови'.
Это оно? То, что я пытался вспомнить? Не уверен. Я переоделся и зашёл в комнату, где своей участи ожидал Фарадей, прикованный к металлическому креслу. Он уже пришел в себя, но говорить ему мешал кляп, заклеенный скотчем. Фиксер смотрелся жалко. Лицо в кровоподтеках, седые волосы взлохмачены, костюм помят. Весь лоск выбили из гада.
«Сон в запертой…»
И тут я вспомнил. Это была всего лишь цитата из сериала. В первой жизни я смотрел его несколько раз и хорошо запомнил один фрагмент. Металлическим голосом, измененным устройством под маской, черный человек заговорил, склонившись над обреченной жертвой:
— Сейчас в последний момент, постарайся взглянуть на вещи иначе и поймёшь, вся твоя жизнь, вся любовь, ненависть, память и боль — всё это одно и то же. Один долгий сон. Сон, который ты видел в запертой комнате, — я постучал пальцем в черной перчатке по черепу фиксера. — Сон о том, что ты был человеком. И как бывает во многих снах… — я распрямился и указал теперь на себя. — … в конце появляется монстр.
Фарадей дернулся, что-то промычав, а я отошел в сторону, сосредотачиваясь на образах виртуального пространства. Мои щупальца вытягивались одно за другим, готовясь к работе. Работы предстояло много.
Фарадея нужно не просто освежевать, а тщательно выпотрошить. Достать все мало-мальски ценное, присвоив себе, но при этом не забивать свою память лишним мусором.
Вивисекция с сортировкой.
Когда мои захваты вцепились в мерцающие нейронные сплетения информационной сущности Фарадея, его тело забилось в конвульсиях. Время будто чуть замедлилось. Я полностью погрузился в процесс. Ничего не видел и не слышал.
Словно Хищник из старого фильма, вырывающий хребет жертвы, я вытягивал из структур Фарадея длинную, запутанную связку памяти. Надо было действовать быстро, пока все не началось разваливаться. Затем, как шеф-повар рыбного ресторана, отсекающий ножом голову и хвост, я отрезал воспоминания о детстве и мечты об отдаленном будущем. Все это в «мусор». В пустоту и ничто. Меня интересовали факты. Счета, пароли, планы, компромат, сейфы, контакты среди банд, корпов и прочих контрагентов теневой стороны Найт-Сити. Иногда среди этого ко мне все же проскальзывали целы сцены воспоминаний. Убийства, скандалы, пытки, какие-то переговоры, секс, в основном однополый. Я старался отбрасывать это все, не давая укорениться в собственной памяти.
Процесс занял более получаса. Наконец я содрал информационный контур с остатков распадающейся личности и заменил им свой пострадавший от чрезмерной нагрузки. Черная трансплантации завершена.
Когда я очнулся, то Фарадей ещё «догорал». По аганоизуюшему лицу шли волны судорог. Два глазных импланта вывалились и висели на проводах. Из образовавшихся дыр поднимался даже не дым, а скорее пар. У него вскипела мозговая жидкость?
— Какие интересные… впечатления, — восхитился Дзётаро, считывая показания оборудования.
Брейн записывал только ощущения Фарадея. Там не будет ничего кроме боли и агонии, так что мои навыки эта запись не разоблачит.
— Я пришлю вам копию после обработки, — пообещал психопат. — Думаю, у нас в руках потенциальный шедевр.
Даже не знаю лестная оценка от такого маньяка это хорошо или плохо? Да плевать. Я переоделся обратно, но решил оставить в сумке арасаковский медальон. Из вещей Фарадея я забрал несколько карт доступа. Надо будет наведаться к нему домой. Но это позже, а пока возвращаемся к…
VIP-зал клуба был пуст. Я тут же ощутил как ускоряется сердцебиение и одно весьма отвратительное чувство наполняет душу. Не делай добра не получишь зла, да? Ладно. Спокойно. Я быстро пробежался по камерам клуба. Девушки нигде не было. Туалет? Едва ли.
Охрана на выходе не должна была ее выпускать, но этих громил обойти не так уж сложно. Особенно, если есть опыт, а у Люси он был.
— Блядь! — выругался я, бросив сумку и ударив по столу, где мы сидели.