— Без сомнения, — согласился Юстас, восхищаясь ее проницательностью. — Секрет того, где спрятаны его деньги, таится в этом томике Данте.
— Тогда вы можете быть уверены, мистер Лорн, что он собирался сделать вас своим наследником. А как ваш друг господин Тридл оказался впутан в это дело?
— О, Тридл — бакалейщик из Уокинга, — ответил Лорн. — Он жаден до денег и, зная, что дядя Бен был богат, пытался получить оставшиеся от него наличные. Он улещал и обхаживал старика, делал ему подарки и всегда пытался настроить его против меня, единственного родственника.
— Разве я не говорила, что этот человек ваш враг? Ну, продолжайте.
— Мне больше нечего сказать, Агарь. Дядя Бен припрятал деньги и оставил завещание, в котором отдал все свои богатства человеку, который найдет, где они сокрыты. В завещании сказано, что секрет содержится в томике Данте. Вы можете быть уверены, что господин Тридл посетил меня сразу же после смерти дяди и попросил посмотреть книгу. Я ему показал. Но ни один из нас не мог найти на страницах никакого знака, который помог бы обнаружить спрятанные сокровища. На днях Тридл пришел, чтобы снова посмотреть томик Данте. Я сказал, что заложил книгу, поэтому он вызвался выкупить ее, если я отдам ему квитанцию. Так я и сделал, и он пришел к вам. Результат вам известен.
— Да, я отказалась отдать ему книгу, — подтвердила Агарь. — И теперь вижу, что была совершенно права, поскольку этот человек ваш враг. Что ж, мистер Лорн, судя по вашему рассказу, вас ждет наследство, если вы сумеете его отыскать.
— Совершенно верно; только я не могу его найти. В книге Данте нет ни одного знака, по которому можно отыскать тайник.
— Вы знаете итальянский?
— Очень хорошо. Дядя Бен меня научил.
— Одно очко в вашу пользу, — объявила Агарь, положив томик Данте на стол и зажигая еще одну свечу. — Тайна может быть сокрыта в самой поэме. Однако поживем — увидим. Есть ли какие‑нибудь знаки в книге — я имею в виду на полях?
— Ни одного. Посмотрите сами.
Две красивые юные головки, одна светловолосая, другая черноволосая, склонились над книгой в унылой и мрачной лавке. Юстас, чей характер был послабее, во всем поддавался Агари. Она переворачивала страницу за страницей старого флорентийского издания, но ни одна карандашная или чернильная пометка не замарала чистой белой поверхности. Книга была просмотрена от начала и до конца, от «L’Inferno» до «Il Paradiso»[13], и нигде не было намека на то, где спрятаны деньги. С последней страницей Юстас, вздохнув, упал обратно в кресло.
— Видишь, Агарь, ничего нет. Что ты хмуришься?
— Я не хмурюсь, я думаю, молодой человек, — был ответ. — Если секрет в этой книге, должен быть какой‑то след. Сейчас ничего не видно, но потом…
— Ну? — нетерпеливо спросил Юстас. — Что — потом?
— Невидимые чернила.
— Невидимые чернила! — сбитый с толку, повторил он. — Я не совсем понимаю…
— Мой покойный хозяин, — без эмоций сказала Агарь, — привык иметь дело с ворами, жуликами и законченными мерзавцами. Естественно, у него имелось много секретов, и иногда в силу обстоятельств он должен был доверять эти секреты почте. Естественно, ему не хотелось рисковать тем, что его секреты окажутся раскрыты, поэтому, посылая письмо насчет, скажем, краденого добра, он всегда писал его лимонным соком.
— Лимонным соком! И что это давало?
— То, что запись была невидимой. Написанное письмо казалось чистым листком. Никто, как вы понимаете, не мог прочитать изложенное, потому что для обычного глаза там вообще ничего не было написано.
— А для натренированного взгляда? — с иронией спросил Юстас.
— То же самое — чистый лист, — ответствовала Агарь. — Но потом подключался знающий ум, молодой человек. Лицо, которому было адресовано письмо, нагревало пустую страницу над огнем, и тогда сразу появлялись надписи, черные и четкие.
— Черт побери! — Юстас возбужденно вскочил. — И ты думаешь…
— Я думаю, ваш покойный дядя мог именно так и поступить, но я не уверена, — хладнокровно перебила Агарь. — Однако мы вскоре увидим.
Она перевернула страницу‑другую книги Данте.
— Невозможно нагреть книгу над огнем, — добавила она, — поскольку книга сама по себе ценна и мы не должны ее испортить; но у меня есть план.
С уверенной улыбкой Агарь вышла из комнаты и вернулась с плоским утюгом, который поставила на огонь. Пока он грелся, Юстас с восхищением глядел на сообразительную девушку. Она была не только умной, но и красивой; и его, как мужчину, последнее обстоятельство немало привлекало. Вскоре он начал думать, что эта странная и неожиданная дружба между ним и цыганской красавицей, управляющей ломбардом, может перерасти в более сильное и нежное чувство. Но тут он вздохнул: они оба были бедны, поэтому было бы невозможно…