К тому времени, как Юстас добрался до своего бедного жилища, он выбросил из головы все колебания и решил жениться на цыганке, как только завладеет потерянным сокровищем. Не было другого способа отблагодарить ее за интерес, который она проявила к его делам. Это могло показаться поспешным решением, но молодая кровь вскипает быстро, молодые сердца быстро затопляет любовь. Юность и красота притягиваются друг к другу, как кремень и трут, чтобы зажечь факел Гименея.
Точно в назначенный час Юстас, настолько нарядный, насколько мог позволить себе при своих скудных финансах, появился у дверей ломбарда. Агарь уже ждала его с томиком Данте в руке. Она надела черное платье, черный плащ и шляпу того же мрачного оттенка, что и траурная одежда, которую она носила по Иакову. Ей не хотелось тратить деньги Голиафа, но она подумала, что тот вряд ли станет судить ее за траур по его отцу. Кроме того, как управляющая магазина, она заслуживала какой‑то зарплаты.
— Почему ты взяла с собой томик Данте? — поинтересовался Юстас, когда они двинулись на вокзал Ватерлоо.
— Он может пригодиться для того, чтобы прочитать загадку, — пояснила Агарь.
— Ты ее разгадала?
— Не знаю. Не уверена, — задумчиво проговорила девушка. — Я попыталась разгадать ее, отсчитав строки на той странице вверх и вниз. Понимаете… двадцать семь, двенадцать, тридцать восемь, но строки, на которые я наткнулась, не дали мне ключа к решению задачи.
— Ты не понимаешь их смысл?
— Нет, понимаю, — холодно ответила Агарь. — Я раздобыла подержанную копию перевода у старого книготорговца на Карби‑Кресент, и, когда пересчитала количество строк, выяснилось, что в переводе их число соответствует количеству строк во флорентийской редакции.
— И ни одна из этих строк не указывала на решение проблемы?
— Ни одна. Тогда я попробовала страницы. Я отсчитала двадцать семь страниц, но так и не смогла найти ключ. Потом я отсчитала двенадцать страниц, потом тридцать восемь, все с тем же результатом. Затем я осмотрела двенадцатую, двадцать седьмую и тридцать восьмую страницу по номерам, но ничего не нашла. Загадку трудно решить.
— Невозможно, вынужден сказать, — в отчаянии заметил Юстас.
— Нет, думаю, я поняла смысл.
— Как? Как? Расскажи мне, быстрее!
— Не сейчас. Я нашла слово, но оно кажется бессмысленным, поскольку я не смогла найти его в итальянском словаре, который одолжила.
— Какое слово?
— Скажу, когда увижу дом.
Напрасно Юстас пытался побороть ее решимость. Агарь была упряма, и если что‑то втемяшивалось ей в голову, не уступала, поэтому просто отказалась объясниться, пока не оказалась в Уокинге, в доме дяди Бена. Слабый по натуре, Юстас не мог понять, как она смогла продержаться так долго, не поддавшись на его уговоры. Наконец он решил, что ей на него плевать. Тут он был не прав. Агарь любила его, но считала своим долгом научить его терпению — качеству, которого ему, к сожалению, не хватало. А посему она держала рот на замке.
Когда они прибыли в Уокинг, Юстас повел ее к дому своего покойного дяди, находившемуся на некотором расстоянии от города. После долгого молчания, когда они пересекали большой пустырь и уже видели вдалеке коттедж, молодой человек обратился к Агари:
— Если ты отыщешь для меня эти деньги, каких услуг ты потребуешь взамен? — неожиданно поинтересовался Юстас.
— Я уже думала об этом, — тут же ответила Агарь. — Найдите Голиафа, иначе — Джеймса Дикса.
— Кто он такой? — покраснев, спросил Лорн. — Тот, кого вы любите?
— Тот, кого я ненавижу всей душой! — выпалила она. — Но он — сын моего покойного господина и его наследник, который должен получить ломбард. Я присматриваю за ломбардом только потому, что он отсутствует, а в тот день, когда он вернется, уйду оттуда и никогда не увижу больше ни ломбарда, ни Голиафа.
— А почему вы не дадите объявления?
— Я поступала так в течение нескольких месяцев, как и юрист, мистер Варк, но Джимми Дикс так и не ответил. Он был с моим табором в Нью‑Форесте. Я ненавижу его, из‑за него я покинула цыган. А потом табор ушел, и я не знаю, где Голиаф. Найдите его, если хотите отблагодарить меня, и позвольте мне покинуть ломбард.
— Хорошо, — тихо ответил Юстас. — Я его найду. А сейчас — вот уединенное жилище моего покойного дяди.
То был простой сельский дом, маленький и убогий; он стоял на краю квадратного участка земли, отгороженного от бесплодных вересковых пустошей. На участке росли фруктовые деревья: вишня, яблоня, слива и груша, а в центре нестриженого газона перед домом возвышалось фиговое дерево. Однако все здесь пребывало в запустении и забвении: фруктовые деревья не подрезаны, дорожки заросли травой, цветы расцвели тут и там — огромное множество разноцветных пятен. Стоящий на отшибе пустынный сельский дом был явно заброшенным, но не безлюдным, потому что едва Агарь и ее спутник свернули в маленькие ворота, прислонявшийся к яблоне человек с лопатой выпрямился. Видимо, он какое‑то время копал, о чем свидетельствовали груды свежевскопанной земли у его ног.