Модина рассказывала мне свою историю, периодически всхлипывая и взглядом ища поддержки.
— В общем, выставили меня с позором, и даже никто не посмотрел, как я стрелять умею или чего там ещё милицейские должны уметь? — задумывается. — А! Ну, бегаю я ещё быстро! Любого преступника догоню, а они…
— Не сомневаюсь, — ну вот как ей такой сказать, что она неправа?
— Лёва, ну зачем они так? Я же учиться хочу… Лёва, а чего ты так смотришь? Ты же на моей стороне?
— Разумеется, на твоей, — успокаиваю девушку.
Ну, что тут ответишь? В её понимании, в универ сходить, — это как в гости на пирожки зайти. Всё должны разжевать, объяснить, а потом принять.
— Степан где? — вспоминаю того, кто уже давно должен был объяснить Модине, что к чему, и не допустить подобной истерики. Девушка же неплохая, сообразительная. К тому же редкой доброты и отзывчивости. Ну да, эксцентричности и непосредственности ей не занимать, но не объяснить девушке элементарных вещей, чтобы она могла избежать негатива, — жестоко. Если бы Степан с ней поговорил, помог, она бы не пошла туда вот так, чтобы выставить себя при всех идиоткой.
Его молчание лишь утвердило девушку в ошибочных предположениях.
Мы все знали, что Моди собирается поступать. Когда собирались все вместе, она не раз об этом говорила. Я и подумать не мог, что Степан ей ничего не объяснит. У него была возможность не только с ней поговорить, но и нанять для девушки репетиторов из нужного вуза, если уж самому возиться не хотелось, в чём я неожиданно удивлён. Они бы Моди и порядок поступления объяснили и уровень знаний оценили, да самое элементарное, — по форме одежды посоветовали. Я видел паспорт Моди. Записана как русская, с русской фамилией, — Антипова. С фотографии смотрит красавица, совсем без косметики, в строгой белой блузке и тёмном пиджаке.
— Лёв, ты чего задумал? Зачем тебе Судьбинушка? — тонко чувствует мой настрой Моди.
— Поговорить.
— Ты это брось! Лучше скажи, по твоим меркам они там справедливо со мной?!
— Несправедливо.
— Вот и я о том! — благодарно смотрит на меня.
— А тот мужчина в погонах, ничего тебе не сказал о сроках поступления?
— Сказал?! — возмущённо фыркает. — Да он вообще говорить не умеет! Только командовать. Заявил, что я не вовремя и не по адресу. Ещё и народ похихикал, что вокзал на другом конце города. Нашлись, судьи…
— То, что ты не вовремя он прав. А то…
— Это почему ещё я не вовремя?! — зацепилась она, прервав меня на полуслове.
— Никогда не интересовался этой темой, но насколько я слышал, там чуть ли не в феврале нужно подавать заявление, а потом, если не ошибаюсь, какие-то психологические тесты на профпригодность до вступительных экзаменов проходить. Думаю, тебя на профпригодность по внешнему виду отсеяли.
— Вот сволочь! — восклицает она.
— А вот то, что ты не по адресу, я бы с ним поспорил. Уверен, что он глубоко ошибся, дав оценку лишь по твоему внешнему виду.
— А что не так с видом-то? Ну, цыганка я… И что это ему обо мне путного сказало?! Он, вообще, на морду не русский, хоть и при форме! Я ж не придираюсь! К тому же я ж издалека приехала, могли бы и посмотреть, чисто по-человечески. Потом бы их бумажки заполнила… — надувает щёки.
— Сегодня при любом раскладе тебя бы не стали экзаменовать.
— Это ещё почему!? — снова искренне возмущается. Похожа на надутого промокшего под холодным дождём воробья, отчего в груди вновь защемило.
Я эмоционально устойчив. Без этого качества в моём мире не выжить. Слишком часто женщины выбирают тактику: давить на жалость, обманываясь моим внешним дружелюбием, но… это же Моди… Она…
Перевожу дыхание. Прежде всего нужно донести до неё те самые, элементарные вещи, которые должен был объяснит ей Степан.
— Дело не в тебе. Всё потому, что для всех абитуриентов, независимо от возраста и места жительства, существует определённые правила и сроки поступления. Это закон, и учебные учреждения ему следуют. Понимаешь?
— Понимаю, — выдыхает, а в глазах вместо новой волны возмущения, благодарность. — Вот ты — человек, объяснил! Сказал, и понятно сразу. А они… — прерывисто вздыхает.
— Неужели ты ничего в интернете не нашла про поступление? — Сжимаю зубы, стараясь скрыть настоящие эмоции. Слишком сильно захватили. Ярость лишь мешает здраво мыслить, но Степан, в конце концов, хотя бы это должен был ей сказать?! — По телевизору какая-то информация могла мелькать… — Не стал спрашивать про Степана, усугубляя.
Всё же не в моих правилах в чужие отношения лезть. Даже когда Валя рассказала мне о своих чувствах к другому, далеко не самому лучшему, на мой взгляд, варианту, я не стал вмешиваться. Хотя планировал завоевать сердце этой девушки, которая смогла меня удивить и заинтересовать собой. В отношения Степана с Моди я тем более лезть не стану.
Но… смотрю на Моди, и эмоции бурлят. Даже чувство жалости не могу сдержать. Она хоть и колючая, но как никто другой нуждается в защите. Сегодняшний визит ко мне тому доказательство.
— А чего искать? Все же, как заканчивают школу, — идут и поступают. Я тоже думала, приду, и мне там всё расскажут, покажут, спросят. Посмотрят, к чему я больше способна, в конце концов! А они вон как со мной… Ноги моей там не будет! Сами виноваты!
— Не горячись. Ты взрослая девочка, должна понять, что в любом обществе людей, выделяющихся из массы, сторонятся. Чаще всего от страха перед необычным. Есть очень суеверные люди.
— Да знаю я! Или из брезгливости… Цыганку, что ли, научить пытаешься?!
Усмехаюсь. Снова хорохорится, будто воробушек. От вида её задранного носа и горящих, ещё не до конца просохнувших глаз с размазанной тушью, в груди разливается тепло, перетекающее в желание защитить.
Глава 14
— Конечно, знаешь. — Стараюсь говорить с теплом, но не сюсюкать, могу снова зацепить взрывной характер. Вместо этого, успокаивающе глажу девушку по плечу. — Тебе нужно было поступить мудрее. Хотя бы дать им всем к себе привыкнуть, а потом уже одеваться, как привыкла.
— Я что?! Нога костяная, ко мне привыкать?! — всё же взрывается она! — Я — это я! И притворяться кем-то другим не намерена! — снова гордо вздрагивает нос, уже привычным мне жестом, но от меня всё же не отстраняется.
— Знаю.
— Ты думаешь, я не вижу, что как оденусь в ваше дорогое шмотьё, так восхищённые взгляды спину прожигают, а стоит одеться, как душа лежит, сразу с грязью мешают да по дуге обходят, через левое плечо поплёвывая.
— Таково общество.
— Лёв, ну ты мне скажи, где справедливость? Я, что ли, внутри меняюсь, одев другое тряпьё?
— Не думаю, что в нашем мире нужно искать справедливость.
— Правильно, искать не нужно. Нужно её устанавливать. Это я и сделаю! Собственноручно!
— Извини, но от твоих слов мне становится страшно. Может, поделишься планами?
— С тобой? — киваю. — Поделюсь. Только ты никому не рассказывай, хорошо?
— Разумеется.
— Даже Судьбинушке! — при слове «Судьбинушка» в её голосе прослеживается явная обида. Сама понимает, что он по каким-то причинам специально молчал.
Я бы сам обиделся, если бы кто-то из близких меня за дурака держал.
— Заметил?
— Заметил, — не отрицаю.
— Я ж сначала к нему шла. Он ведь здесь, у тебя, на последнем этаже работает.
— И? Что-то ещё произошло?
— Ага, — поникла. — Как зашла, поймала на себе все эти взгляды, и его взгляд вспомнила. Вот, точно такой же, как сегодня у остальных, взгляд его вначале был. Долго он на меня этим взглядом смотрел. Лишь недавно перестал, и то, когда я переодета в те вещи, которые он мне купил. А ко мне настоящей никак привыкнуть не может. Я старалась не замечать, не видеть. Долго терпела, но недавно… — она замолчала, но подумав продолжила. — Чувствую, что до сих пор он меня стесняется и у себя на работе не будет рад увидеть. Вот мне под дых и подкатило. Сама не поняла, как ноги к тебе принесли…