Цыгане, окружавшие их, радостно заверещали. Они смеялись, хлопали подростка по плечу, ласково трепали его густые курчавые волосы, а старший среди них, седой и с большой серебряной серьгой в ухе, настойчиво допытывался у Михаила:
– У тебя какой разряд, а? Ты, наверное, гроссмейстер? А он неграмотный! У нашего Миро больно умная голова.
Сам Миро молча и счастливо улыбался. Старый цыган погладил его по курчавой голове и приказал, довольный:
– Играй еще!
Цыгане настолько откровенно радовались его поражению, словно посрамили своего злейшего врага, что Михаил разозлился. Миро и в самом деле играл хорошо. У Михаила не было разряда по шашкам, но он у многих выигрывал с завидной легкостью. На этот раз ему пришлось проявить осторожность и поломать голову. Он едва не выиграл, но в последний момент «зевнул» дамку, и вторая партия окончилась вничью. Миро уже не улыбался, и вокруг все молчали, будто случилось нечто очень неприятное. Старый цыган нахмурился, но, что-то коротко буркнув на своем наречии, опять велел подростку играть.
Третью партию Михаил играл уже против троих или четверых цыган. Они наперебой давали Миро советы, кричали на него, почти вырывали из рук шашки, если он брался не за ту, на какую ему указывали. Подросток заметно растерялся. Играть с несколькими соперниками, каждый из которых мешал остальным, оказалось проще, чем с одним Миро, и Михаил буквально разгромил противную сторону.
Старик что-то зло сказал Миро и с размаха шлепнул по затылку. Миро выбрался из-за столика и ушел, пряча слезы обиды. На освободившееся место сел сам цыган и молча начал расставлять шашки. Михаил уже утомился от гама и духоты, всякий интерес у него давно пропал, но он понимал, что не дать старику шанса отыграться значило бы смертельно обидеть его и навлечь на себя неприятности. И счел за благо не спорить, подсмеиваясь в душе над самим собой. Никогда его не терзали муки спортивного тщеславия, и перспектива стать чемпионом цыганского табора тем более не прельщала. Наоборот, он бы с радостью потерпел поражение, лишь бы утихомирить страсти. Но старый цыган играл плохо. Он долго думал над каждым ходом, а сделав его, заметно нервничал в ожидании ответного. И когда проиграл, то окончательно разъярился. Сначала накричал на тех, кто сгрудился над столиком, а затем из внутреннего кармана своего короткого замшевого жилета, расшитого бисером, вынул толстую пачку денег. Взял сверху купюру в пятьдесят рублей и небрежно бросил на стол.
– Играем! – коротко бросил он, воинственно потрясывая серьгой в ухе.
– Нет, – Михаил показал жестом, что у него нет денег.
Цыган презрительно сплюнул и резким движением руки смахнул шашки на пол. И выжидающе взглянул на Михаила. Но Михаилом владела какая-то апатия, и не было желания тратить силы на злость. Он равнодушно взглянул на рассыпанные шашки. Они были похожи на арбузные семечки, белые и черные.
Старик что-то грозно и невнятно бурчал. Вагон равномерно покачивало, словно колыбель. И Михаила неожиданно потянуло в сон. Он даже не стал собирать шашки. Встал, подошел к своей полке и увидел на ней двоих цыганят, которые сосредоточенно копались в его сумке. Из нее уже были вынуты и отложены в сторону книги, ничем не заинтересовавшие юных воришек. Застигнутые на месте преступления, цыганята не сразу бросили свое занятие, настолько им было жалко расставаться с добычей. Но, помедлив, затем так быстро порскнули в разные стороны, что Михаил и руки протянуть не успел. Впрочем, он и не пытался их остановить. Небрежно сгреб вещи обратно, закинул сумку в угол. Лег на нее головой, с наслаждением, до хруста, потянувшись занемевшим от долгого сидения в неудобной позе, телом. Закрыл глаза.
Равномерно постукивали о стыки рельсов вагонные колеса. С нижней полки монотонно звучал голос старой цыганки, пытавшейся убаюкать младенца и певшей ему какую-то песню, в которой часто повторялись слова «дром» и «чергони». Вокруг нее собралось несколько цыганят от двух до шести лет, они, раскрыв рты, слушали протяжный напев, иногда начинали тихо подпевать сами. Когда младенец уснул, и цыганка замолкла, один из ребятишек попросил:
– Мами, дай покушать!
– Потерпи, чавораалэ, – ответила цыганка. – Хочешь, я расскажу тебе сказку?
– Мишто, мами, – согласился мальчик. – О чем?
– Хочешь о санакуно ангрусты, золотом кольце? Или о птице Чиреклы и кошке Мыца?
– Мами Рубина, расскажи нам о гвозде и о девочке-красавице Шукар, твоей прабабке, – вмешался в разговор мальчик постарше. – О том, почему Бог разрешил цыганам воровать.