Воевода отрицательно покачал головой.
— Мое племя никогда не смешивалось ни с каким другим. Вы же, ваше величество, и Савийя не являетесь цыганами в полном смысле этого слова. И тем не менее вам позволено видеть, слышать и чувствовать то, что недоступно и запрещено другим.
Король промолчал. Летиция же не удержалась от возбужденного возгласа.
Именно об этом она всегда мечтала и уже боялась, что ей никогда не доведется стать свидетельницей этого обряда.
Ведь цыгане, насколько ей известно, держат все свои колдовские ритуалы в строжайшей тайне, никогда не отвечают на расспросы чужаков, не рассказывают о том, что известно только их племени.
Она была почти уверена, что король не знает, насколько цыгане гордятся своим происхождением, и чистоту крови запрещается нарушать даже союзом с цыганами другого племени, не говоря уже о прочих людях.
Словно прочитав ее мысли, воевода заглянул Летиции прямо в глаза, и во взгляде его светилась мудрость и понимание. Затем он заговорил.
Сдержанное благородство его речи придавала не только венгерская кровь, но и культура человека, равного по своему происхождению любому из европейских королей.
— Брак, что заключается между настоящими цыганом и цыганкой, священен, и оборвать его может только смерть, — сказал он. — Для кальдерашей подобный союз — таинство, разорвать узы которого просто немыслимо. Поступивший подобным образом тут же изгоняется из племени.
После небольшой паузы он продолжил:
— Но существует еще одна церемония, принятая не у кальдерашей, а у других цыган, в особенности выходцев из России и Франции.
Он со значением взглянул на короля и добавил:
— Этот брак во многих отношениях напоминает азартную игру, однако жених с невестой находятся под покровительством богов.
Король с Летицией внимали каждому его слову, а воевода говорил:
— Основная часть обряда заключается в том, что разбивают глиняный кувшин. Количество осколков, на которые он разобьется, укажут дни, недели, месяцы или годы, в течение которых жениху с невестой надлежит хранить верность друг другу.
Голос его звучал все громче, затем с особой торжественностью он добавил:
— А после этого муж с женой вольны распоряжаться своей дальнейшей жизнью сами, решать, будут ли жить порознь, или же разобьют следующий глиняный кувшин.
Он умолк, и Летиция затаила дыхание.
Теперь она понимала, как воевода решил помочь ей.
Если король согласится на этот обряд, он будет связан с ней в течение всего своего пребывания в Овенштадте, а потому не сможет предложить руку и сердце Стефани.
Проблема, лихорадочно думала она, заключается в том, что король может отказаться принять участие в этой свадьбе или же воспринять ее не более чем шутку.
Воевода, похоже, прочитал и эти ее мысли. Он обратился к королю:
— Должен предупредить ваше величество, что стоит нарушить данную во время обряда клятву раньше времени, определенного богами, и на голову вашу обрушатся неисчислимые несчастья и беды. Это проклятие, которого так боятся все цыгане.
После секундного замешательства король ответил:
— Можете положиться на меня. Ведь как-никак, а я праправнук самой настоящей чистокровной цыганки. Я сделаю все, как велит ваш обычай.
Сердце у Летиции екнуло.
Воевода, чуть улыбнувшись, заметил:
— Итак, такова ваша воля! Тогда вскоре, ваше величество, вы увидите и услышите то, чего никогда не доводилось видеть и слышать ни одному человеку, в чьих жилах не течет цыганская кровь!
Все это произвело такое впечатление на Летицию, что она не сдержалась и захлопала в ладоши. Воевода сказал:
— Брачная церемония сейчас начнется, но прежде вашему величеству придется выполнить один обычай. Жених обязан выкупить невесту. Так что если у вас есть золотая монетка, давайте ее мне.
— Думаю, что одна монетка — слишком ничтожная плата за то сокровище, которое я получу, — ответил король.
И без лишних слов отстегнул от своего белоснежного мундира один из орденов.
Он представлял собой звезду, усыпанную бриллиантами, и когда король протягивал ее воеводе, она мерцала и переливалась в отблесках пламени точно живая.
— Теперь свадебную чашу! — приказал воевода. Молодая цыганка подала ему огромный кубок, украшенный искусной старинной резьбой и разноцветными драгоценными камнями, — раза в три больше тех, что видела до сих пор Летиция.
Сперва воевода протянул кубок королю, и когда он отпил, передал его Летиции.
Вино показалось девушке изумительным и несколько необычным на вкус. Оно было вовсе не похоже на то, которым угощал ее воевода в первый раз.
Однако как и в прошлый раз, внезапно все вокруг стало для Летиции прекрасным, словно окрашенным в золотистые тона. Мало того, девушка чувствовала, как ее настроение передается окружающим.
Выразить словами это было невозможно, но ей казалось, что звезды стали ярче и ближе, что их свет проникает повсюду, а темное бархатное небо лелеет их точно в колыбели.
— Итак, — сказал воевода, — все должно произойти сегодня. И союз между вами должен быть скреплен пиром.
Принесли еще одно кресло и поставили рядом с теми, в которых сидели король с воеводой, наблюдая за танцем Летиции. Девушка уселась между двумя мужчинами.
Затем настала очередь длинного стола, уставленного золотыми блюдами — столь же великолепными, сколь и кубки.
Позже Летиции было трудно вспомнить, что именно они ели, но каждое блюдо казалось необычным на вкус и совсем не похожим на то, что доводилось есть раньше.
Трапеза проходила под звуки скрипок, а через некоторое время в круг, освещенный костром, стали по очереди выходить цыгане и показывать невиданные фокусы.
Один цыган доставал голубей прямо из воздуха: он поднимал вверх руки, и они слетались к нему, садились на голову, руки и у ног.
Потом он тихо что-то сказал, и три голубки разлетелись в разные стороны. А возвратившись, облетели вокруг него по три раза, и только после этого он позволил им опуститься на руки.
Затем он послал одну голубку сорвать листок с дерева, а другую — принести цветок в клюве.
Они исполняли каждую его команду, но вдруг одним взмахом руки цыган прогнал их, и они растворились во тьме, а он остался стоять возле костра.
Все это было необычно, и Летиция чувствовала, что и король тоже совершенно зачарован этим зрелищем.
Затем появилась пышно разряженная цыганка с тяжелыми, усыпанными камнями браслетами на руках и ногах. Она села и поставила перед собой на землю три плетеные корзинки.
Поднеся к губам инструмент, напоминавший флейту, она заиграла, и из корзин, как и ожидала Летиция, начали подниматься три кобры.
Они выглядели величественно и грозно, постепенно вставая во весь рост; их раздвоенные язычки беспрерывно двигались, словно ощупывали все вокруг, а маленькие круглые глазки злобно мерцали.
Змеи стали подчиняться музыке — ритмично раскачивались на хвостах, двигались туда, куда приказывала цыганка, сплетали и расплетали тела, обвивали шею хозяйки точно толстые ожерелья.
Наконец музыка резко оборвалась на высокой повелительной ноте, и кобры тут же спрятались в корзинки.
После этого появился цыган и стал доставать цветы из воздуха, а затем показал уж совсем поразительный фокус — заставил на глазах у всех расти какое-то растение. Оно вытягивалось, становилось все выше, и зрители увидели на макушке, между ветвями, маленькое гнездышко и в нем — живую птичку.
Возможно, то было воздействие своего рода гипноза.
Но даже если и так, фокус был столь блестяще исполнен, что воспринимался как реальность.
Летиции казалось, что все эти волшебные видения пронеслись у нее перед глазами за считанные секунды — и вот трапеза уже окончена, стол убран и воевода поднялся на ноги.