— Я не думала, что английские дома окажутся настолько красивыми, — сказала цыганка.
— Вы говорите так, словно оказались в Англии совсем недавно.
— Да, я здесь впервые.
— Как вас зовут?
— Савийя.
— Какое необычное имя!
— Вам оно может показаться странным, — ответила она, — но среди моего народа это довольно обычное имя.
— А что это за народ? — осведомился маркиз.
Секунду ему казалось, что девушка не станет отвечать, но в конце концов она сказала:
— Мы — калдераши.
Увидев, что ее собеседнику это ничего не говорит, она добавила, поясняя:
— Мы — ювелиры, кузнецы, лекари, музыканты и колдуны.
— Колдуны!? — изумленно переспросил маркиз, а потом сам себе ответил: — А, вы имеете в виду гадание, предсказание судьбы и все такое прочее? Насколько я знаю, цыгане этим славятся!
Савийя слабо улыбнулась, но в улыбке ее чувствовалась некая доля насмешливости. Немного помолчав, она тихо промолвила:
— Я должна поблагодарить вас, милорд, за то, что вы распорядились, чтобы за мной хорошо ухаживала и лечили. Это было очень приятно.
— Могу себе представить! — сказал маркиз. — Вероятно, вы раньше никогда не спали под крышей дома?
Она опять довольно странно улыбнулась, и у маркиза создалось впечатление, что он сказал нечто нелепое. Однако он поспешил уверить себя, что у нее просто такие манеры.
— Откуда вы? — спросил он. — Я имею в виду — из какой страны вы приехали?
Она помедлила, ничего не отвечая, и в эту секунду открылась дверь и в библиотеку вошел Преподобный.
— А, вот и вы, милорд! — воскликнул он. — Мне сказали о вашем приезде. Очень приятно снова приветствовать вас дома. Вижу, вы уже познакомились с моей новой ученицей.
Пожимая Преподобному руку, маркиз изумленно переспросил:
— С вашей новой ученицей?
— У Савийи необыкновенно светлая головка, а память такая, какой я еще ни у кого не встречал! — с энтузиазмом воскликнул Преподобный.
Вид у маркиза был весьма удивленный.
— И все в одной хрупкой фигурке? — сказал он.
— Может, вы мне и не поверите, милорд, но она вбирает в себя новые знания, точно губка! На мой взгляд, у нее просто феноменальные способности! — восхищался Преподобный, словно Савийи рядом с ними не было.
Она слушала юс разговор, но маркиз заметил, что на губах у нее играет все та же слабая, чуть ироничная улыбка.
— У меня было представление, — медленно произнес он, — хотя, конечно, оно могло быть ошибочным, что цыгане не умеют ни читать, ни писать.
— Это правда, — подтвердила Савийя. — И не хотят этому учиться. Они запоминают то, что слышат. И среди вас есть специальные рассказчики, которые превращают наши легенды в поэмы и песни. А потом, цыгане все время переезжают с места на место, и книги просто некуда было бы девать.
— И тем не менее, — сказал маркиз, — судя по тому, что я сейчас услышал, вы читать умеете!
— Я — исключение!
И все с той же чуть насмешливой улыбкой она добавила:
— Но, видите ли, я — колдунья!
— Колдунья? — переспросил маркиз.
— Конечно! — подтвердила она. — Иначе я не заслужила бы того лестного отзыва, который только что дал обо мне этот преподобный джентльмен!
Маркиз был заинтригован.
— Вы оба должны рассказать мне об этом подробнее, — заявил он. — Прежде всего, я хочу знать, откуда Савийя приехала и почему ее народ решил посетить Рэкстон, и, похоже, в первый раз.
— Я узнал — не от Савийи, а от других людей по соседству, — ответил Преподобный, — что у цыган существуют определенные места, которые они посещают по очереди. Как я уже говорил вам, милорд, Рэкстон находится в числе таких мест благодаря решению вашей бабки.
— Я это не забыл, — коротко ответил маркиз. — Меня заинтересовало то, что оно привлекло не только английских цыган, но и иностранных.
— Все цыгане — иностранные, — сказала Савийя. — Мы ни одно место не называем родиной.
— А почему?
— Мы приговорены к тому, чтобы кочевать по всей земле, — ответила она. — Возможно, во искупление прошлых грехов, а может быть, потому, что для нас это — счастье.
Маркиз присел на край письменного стола.
— Вы не будете любезны ответить мне на тот вопрос, который я уже вам задал? Откуда вы только что приехали?
— Из Германии.
— А до того?
— Мы проехали через Польшу и Россию!
— Дайте-ка вспомнить, — сказал маркиз. — У меня такое впечатление, что русские обращаются с цыганами совсем не так, как в других странах. Это правда?
— Во всех странах были периоды, когда там преследовали цыган, — ответила ему Савийя, — но Россия всегда оставалась исключением. Там у нас совсем другой статус.
— Почему? — заинтересовался маркиз.
— Из-за нашей музыки. И потом русским очень нравятся наши танцы.
Взглянув на стройную фигурку, маркиз впервые осознанно подумал, что даже когда девушка стоит совершенно неподвижно, в ней ощущается такая грация, какой он не видел ни у одной другой женщины.
— Вы — танцовщица? — спросил он.
Савийя кивнула.
— Меня учила моя мать, а она была дочерью одной из самых лучших цыганских танцовщиц России. Аристократы, вплоть до великих князей, сражались друг с другом за возможность пригласить ее в свои личные театры. А несколько раз она танцевала перед русским царем.
— Удивительно, правда? — воскликнул Преподобный. — Вот о таких-то вещах мне всегда и хотелось услышать. Но прежде у меня не было возможности что-нибудь узнать о цыганах.
— Расскажите нам еще что-нибудь, — попросил у Савийи маркиз.
— Чтобы вы могли над нами насмехаться? — осведомилась она.
— Вы прекрасно знаете, что я этого делать не намерен, — совершенно серьезно сказал он. — Мне не менее интересно, чем Преподобному: мы оба только что поняли, как прискорбно невежественны во всем, что касается вашего народа.
— Цыгане предпочитают, чтобы о них ничего не знали, — ответила Савийя. — Нам выгодно казаться таинственными, чтобы после нашего отъезда о нас мало что могли бы вспомнить.
Тут в комнату вошел лакей с сообщением о том, что кому-то из местных жителей необходимо поговорить с Преподобным.
— Не уезжайте, пока я не вернусь, милорд! — взмолился он.
— Я никуда не тороплюсь, — успокоил его маркиз.
Когда за его старым другом закрылась дверь, маркиз сказал Савийе:
— Давайте сядем и поговорим.
С этими словами он прошел к окну, у которого в летнее время стояли удобные кресла, чтобы из библиотеки можно было любоваться зеленым бархатом подстриженных газонов, живой изгородью из тиса и начинавшимся за нею огородом с душистыми травами.
Маркиз уселся в кресле, а Савийя устроилась на оконном сиденье. Лицо ее было повернуто к окну, так что маркизу был виден только ее изящный профиль.
Он попытался сообразить, кого же напоминает ему юная цыганка, но не мог найти в ее чертах ничего, что было бы характерно для какого-то особого народа.
«Она очень красива!» — вдруг подумал он.
И в то же время ее внешность была далека от классических канонов. Не подходила она к какому-то ленному типу в искусстве.
Девушка была очень своеобразной: зеленые глаза с чуть приподнятыми уголками, овальное личико с небольшим подбородком, губы, которые складывались в странно насмешливую улыбку…
Волосы ее, как и в день их первой встречи с маркизом, были распущены и волной спускались ниже талии. Сегодня в ушах у нее были сережки из монеток, подстать ее ожерелью-монисту, и, когда она поворачивала голову, они покачивались и сверкали в лучах яркого солнца.
— Хобли дал вам денег, как я велел ему? — неожиданно спросил маркиз.
Савийя отвернулась от окна, чтобы взглянуть на него.
— Мне не нужны ваши деньги, — ответила она.
Она еще не договорила, когда маркиз понял, что монеты, в несколько рядов окружавшие ее шею и подвешенные к ее сережкам, должны стоить в сотни раз больше, чем те пять фунтов, с помощью которых он рассчитывал компенсировать нанесенные ей раны.