Маркиз уже слышал от Савийи, что посох вайды называется «баре эсти робли рупуи» и представляет собой некое воплощение королевского скипетра.
Он был изготовлен из чистого серебра, а рукоятку в форме восьмиугольника украшала красная кисточка. На посохе был выгравирован «семно», знак цыган, состоявший из пяти освященных традицией фигур.
Маркиз протянул ему руку.
— Я — маркиз Рэкстон, а вы, насколько я понимаю, — отец Савийи.
— Я ждал вас, — сказал вайда.
— И тем не менее собирались уезжать? — резко спросил маркиз.
При этом он посмотрел на Савийю, и в обращенном к нему взоре прочел мольбу, словно ей было очень важно, чтобы он понял, почему она хотела скрыться от него.
— Что вам от нас нужно? — спросил вайда. — Мы благодарны вам за приют в ваших лесах. Но теперь нам пришло время снова отправляться в путь.
— Я пришел, — негромко сказал маркиз, — просить вашего разрешения взять в жены вашу дочь, Савийю.
— Вы готовы на ней жениться?
В голосе вайды не слышно было удивления. Он пристально вглядывался в лицо маркиза, словно хотел прочитать там все о его характере и личности и тем самым найти ответ на его вопрос.
Вайда держался с таким достоинством, что его оценивающий взгляд не казался непочтительным. Это был просто способ узнать человека — как мужчина мужчину, не обращая внимание на положение в обществе или национальность.
— Нет! — воскликнула Савийя прежде, чем ее отец успел заговорить. — Нет! Это невозможно!
Она говорила страстно, убежденно.
Но в следующую секунду вайда что-то резко и властно сказал ей на своем языке.
Маркиз не понял слов, но смысл того, что он говорил, был очевиден.
Вайда делал Савийе выговор, напоминая, что ей не подобает ничего говорить. Савийя понурила голову.
— Извини, отец, — сказала она по-английски.
— Мы это обсудим, — сказал вайда маркизу. — И я желаю, Савийя, чтобы ты слышала то, что я собираюсь сказать.
С этими словами вайда обошел маркиза и обратился к своим соплеменникам.
Очевидно, он сказал им, что они еще на некоторое время задержатся в этом месте, потому что все цыгане, которые с нескрываемым любопытством прислушивались к разговору маркиза с их вайдой, повернулись и принялись распрягать лошадей.
Женщины снова начали разжигать костер в центре вырубки, — к этому времени огонь в нем уже почти совсем догорел.
Вайда жестом пригласил маркиза к своей кибитке, а Савийя принесла стул и поставила его рядом со входом.
Вайда уселся на верхнюю ступеньку, а Савийя опустилась на траву у его ног.
Маркиз попытался встретиться с ней взглядом, безмолвно уверить ее в том, что ей ничего не нужно бояться, но она так и не поднимала головы, которую понурила после упрека отца. Ее глаза были устремлены вниз, на траву.
Она казалась не менее прекрасной, чем всегда, но печальной и потерянной. Больше всего маркизу хотелось сейчас обнять ее и притянуть к себе.
Он знал, что ей очень больно и грустно. Но в то же время ей не удалось спрятать от маркиза внезапного сияния, которое зажглось в ее глазах в ту минуту, когда она увидела, как он подъезжает к ним.
Один из цыган подошел к вайде, и маркизу предложили бокал вина, который он с благодарностью принял.
Вино было красным и очень неплохого качества. Маркиз решил, что цыгане, по-видимому, привезли его с собой из своих скитаний по Европе.
Лошадей распрягли и увели от кибитки. Когда поблизости не осталось других членов табора, которые могли бы услышать их разговор, вайда серьезно спросил:
— Вы желаете жениться на Савийе?
— Я хочу, чтобы она стала моей женой, — ответил маркиз.
Он заметил, что при этих словах Савийя затрепетала, но она по-прежнему не поднимала головы.
— Я знал, что это станет судьбой Савийи, — медленно проговорил вайда.
Маркиз взглянул на него с немалым удивлением. Такого ответа он никак не ожидал.
Вайда был благообразным мужчиной лет пятидесяти. Лицом худощавый, с острыми скулами, обтянутыми кожей. Маркиз решил, что в юности отец Савийи должен был выглядеть очень привлекательно. И, наверное, даже тогда его окружала атмосфера властности: он был человеком, рожденным для того, чтобы вести за собой других, возможно, даже править другими.
— Полагаю, Савийя уже объяснила вам, — продолжил разговор вайда, — что мы, калдераши, не только кузнецы. Мы обладаем также познаниями в колдовстве. Именно эти познания и привели меня сюда.
— Вы хотите сказать, — переспросил изумленный маркиз, — что вы при помощи ясновидения узнали, что Савийя встретится со мной и мы полюбим друг друга?
— Упрощенно можно сказать и так, — согласился вайда.
Он неплохо владел английским, но говорил с очень заметным акцентом.
— Значит, вы даете мне ваше разрешение? — осведомился маркиз.
— Сначала я должен рассказать вам нечто, — ответил цыган. — Нечто, что я намеревался рассказать Савийе, когда она захочет выйти замуж.
Савийя подняла голову, и маркиз увидел, что на ее лице отразилось удивление.
— Вам известно о нашем народе далеко не все, — продолжал вайда, по-прежнему обращаясь к маркизу, — но от Савийи вы наверняка узнали, что при обычных обстоятельствах ни одной девушке — цыганке не позволено было бы вести себя так, как вела себя в эти последние несколько недель она. Сначала она приходила в ваш дом читать книги, а потом постоянно находилась в вашем обществе.
— Я не могла этого понять, отец, — призналась Савийя.
— Тебе было позволено так себя вести, — объяснил ей вайда, — потому что я знал, Савийя: это твой единственный шанс найти себе мужа; иначе тебе пришлось бы остаться одинокой!
Савийя пришла в полное недоумение и не сдержала изумленного возгласа:
— Но почему?!
— Потому что я не мог бы дать разрешения на твой брак с каким-нибудь цыганом нашего племени, как, впрочем, и с любым настоящим ромом! — решительно объявил вайда.
У Савийи был совершенно ошеломленный вид. Маркиз пристально смотрел на предводителя цыган, внимательно слушая его слова.
— Мне надо рассказать вам одну историю, — повторил вайда.
Когда цыган начал свое повествование, то маркиз обратил внимание на то, как он великолепно владеет словом: подобного красноречия трудно было ожидать от представителя его племени, пусть даже он и был главой табора.
Возможно, его венгерское происхождение позволяло ему не только владеть даром красноречия, но и говорить, как человеку культурному и образованному, пожившему жизнью, которая разительно отличалась от быта обычных цыган.
А еще, очевидно, в его словах присутствовало некое волшебство, благодаря которому его история приобретала для слушателей особую реальность.
Зиндело был сыном вайды калдерашей в Венгрии, и их табор находился под покровительством одного знатного венгра-аристократа. Цыганская музыка пользовалась немалым признанием, так что отношение к ним уважительным.
Они были богаты. Они считались частью местного населения. А Зиндело пользовался славой одного из красивых мужчин в стране.
Ему улыбались важные дамы, но он очень гордился своей цыганской кровью и не искал возлюбленных вне своего народа.
Тем не менее до двадцати одного года он так и не встретил ни одной девушки, на которой ему захотелось бы жениться, и отвергал все предложения отца, считавшего, что его сыну пора обзавестись семьей.
Именно в это время венгерский аристократ, на землях которого стоял их табор, получил от русского царя необычный подарок: для выступлений в его личном театре прибыло из России несколько танцоров.
В честь их приезда был устроен праздник, и все светское общество Венгрии съехалось в поместье аристократа, чтобы насладиться искусством русских актеров.
Большинство танцоров выступали раньше в императорском балете, но царь включил в их число и несколько исполнителей цыганских песен и танцев.