Теперь талии их обвивали широкие алые кушаки, на головах были красные платки. В мочках ушей блестели золотые серьги в виде больших колец, у пояса — украшенные драгоценными камнями рукояти длинных ножей.
Они завели фаэтон маркиза туда, где начинался настоящий лес, а потом пригласили его слезть.
Маркиз понял, что они желают, чтобы остаток пути он прошел пешком. Грум, сидевший на запятках фаэтона, должен был увезти экипаж обратно домой: ему не следовало быть свидетелем того, что будет происходить в таборе.
Маркиз отдал слуге соответствующее приказание. Тот мгновенно повернул лошадей, и фаэтон скрылся в том направлении, откуда только что приехал.
После этого в сопровождении двух цыган маркиз пошел через лес к вырубке, на которой располагался табор.
В центре поляны пылал огромный костер, вокруг которого кольцом стояли кибитки — за исключением той, что принадлежала Савийе. Ее расписанное цветами и птицами передвижное жилище стояло чуть в стороне от остальных, украшенное живыми цветами и ветками.
Цыгане столпились вокруг своего вайды. Он выглядел еще более величественным в новой куртке, украшенной многочисленными золотыми пуговицами, и в ожерелье из сверкающих драгоценных камней. В руке он держал серебряный посох, символ своей власти. А рядом с ним стояла Савийя.
На ней был костюм, немного напоминавший платье, в котором она танцевала в тот вечер, когда маркиз пригласил к себе сэра Элджернона. Только ее головной убор на этот раз больше походил на настоящую корону и блестел от множества драгоценных камней, оправленных в золото.
Шею и запястья девушки обвивали тоже богатые украшения, а юбка была красиво расшита. Ее личико обрамляли падавшие ей на плечи разноцветные ленты, напоминавшие традиционную подвенечную фату.
Маркиз медленно направился к вайде. Савийя не смотрела на него: ее голова была наклонена, взгляд устремлен в землю.
В середине дня маркиз, которому Савийя много рассказывала о традициях цыган, отправил в табор небольшой ларчик, наполненный золотыми монетами. Теперь его подарок был выставлен на всеобщее обозрение на столике за спиной у вайды.
Когда он приблизился к вайде, предводитель цыган громким голосом вскричал:
— Ты захотел стать мужем моей дочери, которая живет в моем таборе, — на настоящей цыганке?
— Я просил вашего разрешения сделать это, — отозвался маркиз, почувствовав, что именно такого ответа от него ожидают.
— Я не могу отдать мое единственное дитя горджио! — продолжал церемонию вайда. — Но готов ли ты стать одним из нас, готов ли стать моим братом, так чтобы моя кровь стала твоей, а твоя моей?
— Сочту за честь, — ответил маркиз.
Вайда явно повторил все, что они сказали, по-цыгански. После этого он взял маркиза за руку и сделал у него на запястье небольшой надрез, умело действуя ножом, рукоять которого была разукрашена драгоценными камнями.
Когда на руке маркиза показалась кровь, вайда сделал такой же разрез у себя, а потом прижал свою руку к руке маркиза, так что их кровь смешалась.
Сделав это, вайда объявил, что теперь между ними возникло новое родство, и сказал, что отныне маркиз обязан жить, соблюдая законы цыган.
После того как вайда закончил говорить, Савийя подошла ближе. Теперь они с маркизом стояли по обе руки от вайды: маркиз справа, а Савийя — слева. Отец Савийи велел им взяться за руки.
Вайда громко произнес несколько слов на своем языке, и один из цыган вышел вперед и вручил ему пучок веток.
— Эти ветки, — сказал вайда маркизу, — взяты от деревьев семи разных пород.
Снова перейдя на цыганский язык, он произнес нечто вроде заклинания, после чего по очереди переломил каждый прутик и бросил их на ветер.
— Это — сущность брачного союза, — сказал он маркизу и Савийе. — И нельзя нарушать обеты, которые вы даете друг другу, пока вы оба живы.
Немного помолчав, он продолжил:
— Как муж и жена вы должны быть щедрыми друг к другу и делить между собой все. Савийя, пойди и принеси хлеб, соль и воду.
Савийя отошла от маркиза и принесла из своей кибитки корзинку, в которой оказалась булка, небольшой мешочек с морской солью и глиняный кувшин, наполненный водой.
Она положила хлеб и соль на стол перед вайдой и поднеся маркизу кувшин, предложила выпить воды.
После того как он сделал несколько глотков, она тоже отпила из глиняного кувшина, после чего вайда принял его у нее из рук и вдребезги разбил у их ног.
— Сколько у этого кувшина осколков, — сказал он, — столько счастливых лет вы проживете вместе. Возьмите каждый по черепку. Храните их бережно: горе и одиночество придут к вам, если вы их потеряете!
— Мой я не потеряю никогда, дорогая, — тихо пообещал Савийе маркиз.
Она посмотрела ему в глаза, и он увидел на ее лице выражение невероятного восторга.
Вайда опять достал свой изукрашенный драгоценными камнями кинжал и взял маркиза за правую руку. При этом Савийя протянула ему свою левую.
Сделав на их запястьях неглубокие надрезы, чтобы показалась кровь, вайда приложил запястья одно к другому так, чтобы их кровь смешалась. При этом он связал их руки шелковым шнуром, завязав на нем три узла.
— Один узел — для верности, — приговаривал он, — второй — для чадородия, а третий — для долгой жизни.
Потом вайда отрезал от булки два куска, чуть присыпал из солью и вручил по куску маркизу и Савийе.
Они съели хлеб, и, когда это было сделано, вайда развязал соединявший их руки шелковый шнурок.
— Храните этот шнурок, — сказал он. — Он напомнит вам о соединивших вас узах: вы связаны друг с другом на все времена и никогда не сможете расстаться.
Как только смолкли его слова, цыгане, которые до той поры молча стояли вокруг них, слушая слова брачного обряда, разразились громкими криками приветствия.
И еще не отзвучали их радостные возгласы, как заиграла музыка — радостная, необузданная мелодия скрипок и тех необычных инструментов, которые маркиз впервые услышал, когда Савийя танцевала для его гостей.
Вайда подвел новобрачных к огню, рядом с которым лежали груды подушек и стояли покрытые яркими и мягкими коврами скамьи.
Все мужчины уселись, а женщины начали приготовления к свадебному пиру.
Маркиз не узнавал вкуса тех продуктов, которые прислал цыганам: ему казалось, что им подают нечто совершенно иное. Вкус похлебок и рагу был таким тонким и необычным, что он даже пожалел, что не может пригласить своего повара попробовать их, чтобы тот потом попытался приготовить нечто подобное.
Им подавались странные сладости, то ли русские, то ли восточные: он понял только, что их главные компоненты — мед и орехи. Присланное им шампанское подавалось в таких кубках, что он мог только с изумлением любоваться ими.
— Мы сделали их сами, — пояснил вайда, подавая маркизу золотой кубок, украшенный полудрагоценными камнями, которые так любят на Востоке: аметистами, сердоликом и бирюзой.
Некоторые из кубков были украшены розовым кварцем и горным хрусталем, который можно найти в горах России и балканских странах.
— А разве не опасно путешествовать с такими ценными вещами? — спросил маркиз.
Вайда рассмеялся.
— Только отчаянно храбрый человек решится нападать на цыган, не имея при себе большого отряда солдат!
Взглянув на усыпанные драгоценными камнями рукоятки кинжалов, торчавшие у пояса каждого взрослого мужчины и даже у подростков, маркиз понял, что цыган не случайно стараются оставить в покое. Действительно им могут противостоять только местные власти, подкрепленные войсками.
Они ели и пили. Мужчины переговаривались между собой, но женщины почти не участвовали в беседе. Маркиз заметил, что Савийя тоже все время молчит.
Взяв ее руку, он благоговейно поднес ее к своим губам.
Пальцы ее затрепетали, но она по-прежнему ничего не сказала. Конечно, в этот момент говорить было бы трудно: цыгане начали петь.
Их голоса сливались в завораживающей гармонии и постепенно ускорялись, так что воздух словно дрожал от волнения и страсти.