Тот день запомнился. Вика не успела поспать, как заявился участковый с каким-то ментом в форме.
— Одевайся! — сказал незнакомый милиционер, не поздоровавшись, не спросив ни о чем.
— Какое право?! — взвилась Вика. — Да кто вы есть? И в чем дело?
Он издали показал какое-то удостоверение.
— Не мудохайся, — бросил. — А то в рубашке пойдешь. Без трусов.
Глаза его были блудливы. И участковый переминался, побагровев. Вика подумала, что еще немного, и эти двое завалят ее на тахту, ищи потом правду.
…В отделении Вика поуспокоилась. Тут были люди. Дежурный у телефона сидел. Томились бомжи, пьяный показывал татуировку: художественно наколотый крест во всю грудь. Все курили.
Вика прорвалась к телефону и позвонила барду, благо он записал свой номер на сигаретной пачке, которую она прихватила из дома с паспортом.
Бард явился, выставив бороду.
— Сожительствуете с гражданкой? — усмешливо спросил его мент. — А постоянное место жительства вашего? Род занятий?
— Я вам покажу сейчас род занятий моих, — зловеще бросил бард, оглядев сержанта от кончиков сапог до фуражки. — Где тут старший по должности? — Он предъявил дежурному лейтенанту красную книжку, и тот приподнялся за своим столом. Участковый опасливо отступил.
— Второй этаж, товарищ Костюрин, — отрапортовал дежурный. — Пройдите к начальнику отделения.
Бард пошел на лестницу, а дежурный нажал клавишу своего пульта и торопливо доложил в микрофон:
— Товарищ подполковник, к вам из «Правды» корреспондент. Костюрин.
Возле Вики вдруг никого не стало. Она уселась на деревянную скамью и сложила руки на круглых коленях. Дежурный отвел глаза и сделал вид, что читает бумажку.
Бард спускался по лестнице, за ним — подполковник милиции, красный, как помидор.
— Извините, — сказал он Вике. — Вот ваш паспорт. Вас отвезти на машине?
— Она уже прокатилась, — сказал бард. — Счастливо оставаться. Думаю, вы меня поняли, подполковник.
— Все в норме, — сказал тот. — Бывают ошибки и в нашем деле. Прокол, прокол, товарищ Костюрин…
Вика встала, бард взял ее под руку, подмигнув ей, и, не глядя на милицейских, повел к выходу.
— Суки! — сказал он, выйдя на улицу. — Молодец, что мне позвонила…
— А как же?..
— Да так. Без проблем. Вот суки!
— Ты их уговорил?
— Не то слово. Был случай, я в «Правде» работал, да не прижился, а корочки, — он похлопал себя по карману, — пока что при мне. Стражи народной нравственности обделались. Соседка твоя их вызвала, ясно? Поосторожнее с ней — сексотничает. Ты, конечно, девушка видная, Вика, все при тебе, но все-таки вспомни хотя бы науку старого Генриха Гейне, который не рекомендовал высовываться. Впрочем, он был задирист. — Бард придержал Вику и прочитал со значением:
Ясно, деточка?
Месяца два с Костюриным пролетели как день. Но он был неуправляемый: много пил и скандалил в компаниях. А потом вдруг исчез, и телефон его не отвечал.
Имя его наконец мелькнуло в газетах и облеклось в шепотливые сплетни: «антисоветчик», «агент ЦРУ и Израиля», «сбежал за рубеж» и так далее… Вспоминать о нем вслух показалось Вике опасно.
Да так и было на самом деле. Пока не настали новые времена.
Но к этому новому времени Вику уже несло из рук в руки. По наклонной она покатилась после неряшливой попойки на квартире поэта-песенника — кругломордого, черноволосого, похожего на жука-навозника. Звали его Валера…
Песенник сильно гулял и, обжимая девчонок, лазал под юбки. На его счет гуляли и прихлебатели из какого-то ВИА, что означало вокально-инструментальный ансамбль.
— Из воздуха делаем бабки, — кричал поэт, мешая коньяк с шампанским. — Надо жить, пока мы живы. Будем живы. Богу милы, а людям не угодишь!
Этот песенник с жидким отвислым брюшком в тот вечер организовал нечто, что в Библии, или еще где, называется «свальный грех».
Играли в «ромашку», меняя партнеров. Много после Вика такое же наблюдала на пленке у Графа — в подпольном фильме «Эмманюэль». Короче, Вику использовали трое козлов, причем она так возбудилась, что ей не хватило бы и дюжины. Коньяк обессилил тех мужиков, а она шла вразнос, как уголовница-нимфоманка, три года не получавшая кайфа.
Как-то после того одна из новых подруг повела ее в «Метрополь» под охраной какого-то Глеба, и этот Глеб сосватал ее клиенту за баксы.
В пасмурный, хмурый осенний вечер за столиком второразрядного ресторана «Памир» она познакомилась с цыганом. Она почему-то была одна и привычно не удивилась, когда возле затормозил коренастый и, видимо, сильный парень в остроносых туфлях с металлической отделкой. Его волосы спадали на плечи, глаза смеялись.