Выбрать главу

— Я сейчас уже закончу.

— Не торопись, пей, — тётя Дина присаживается напротив. Так двигаются, так сидят, так смотрят дворянки с ветхими гербами и байлаоры с мировым именем. Чтобы так же двигаться, сидеть и смотреть, я готова отдать очень многое — у меня нет и половины подобной элегантной точности. Невозможно поверить, что моя свекровь всю жизнь (так можно говорить о тридцатилетних женщинах?) была домохозяйкой.

Я возвращаюсь взглядом к экрану коммуникатора. Кроту видно, что свекровь собирается говорить. Но если на неё уставиться, не получит того удовольствия — завести разговор о важном между делом.

Тётя Дина некоторое время наблюдает за мной, а потом спрашивает:

— Решили что-то вчера с этим кино?

— Решили, — говорю я. — Не ходить.

Экран сообщает мне о гастролях французского абсурдистского театра в Новом Саде и одиночном пикете против власти кровососов в Магдебурге.

— И какие у вас планы на выходные?

— Кристо в кофейне. Я сейчас в гости поеду.

Ещё минуту назад я сама об этом не знала. Фраза вскакивает мне на язык, стоит мне представить ещё один душный сентябрьский день, проведённый в спальне с учебником в руках.

— В гости?

— Да. Хотите со мной?

— К императору?

— Император в Пруссии. К моей подруге Гоське, помните её?

— Во дворец? Я думаю, мне не стоит. Меня, может быть, вообще не пропустят, — острая, как серп, улыбка мимолётно сверкает на лице тёти Дины.

— Со мной — пропустят.

Свекровь колеблется, но недолго.

— Нет, не стоит. Лучше ты заранее спросишь начальника. Дворец за несколько дней никуда не убежит, верно? Я лучше во дворе посижу, хорошо там возле фонтана.

— Хозяйка — королева, — пожимаю я плечами. В этот момент телефон в прихожей разражается звонком. Я усмехаюсь, без труда угадывая, кто это и почему. Ладислав никогда не скрывал, что квартира стоит на прослушке. Звонок означал, что, ради разнообразия, мой утренний разговор прослушивал он сам — вполне возможно, тоже за чашечкой кофе.

— Мы, кажется, договаривались обходиться без неожиданностей, — без вступления заявляет Тот.

— Кино или Госька, — быстро говорю я. — Не верю, что вы не можете обеспечить машину и охрану до дворца. Вы это почти каждый день делаете. Но если ваш ответ — нет, я иду в кино. И мне плевать на ваших дуболомов. Чтобы меня остановить им придётся мне что-нибудь сломать, отвечаю. Интересно, как на это посмотрит господин император?

Свекровь, остановившись неподалёку, смотрит на меня с тревогой.

— У вас истерика, — сухо констатирует Тот.

— Вот именно. Так что аргументы не прокатят. Кино или Госька. Я жду не больше получаса.

Шеф ИСБ отключается без единого слова.

***

— С учителем немецкого?!

— Ну да, а что? Ты его видела? Он же вылитый херувимчик, только что не толстенький, — Госька крутит пальцем возле головы, изображая, видимо, золотистые кудряшки. — И в постели не спринтер, а марафонец.

— А Ловаш? — кусочек пирожного падает мне на рубашку, и я небрежно стряхиваю его в траву.

— Тоже марафонец. Что называется, старый конь борозды не испортит.

— Да я не о том. Он знает?

— Неужели он надеялся, что я буду жить монашкой только потому, что господин император всё ещё изволит присылать мне подарки? Моя спальня не видела его уже полгода. Мне кажется, это более чем прозрачный намёк на конец отношений. Я бы спросила напрямую, но он убегает сразу после приветствия. Хм-м-м, ребята? Вы чего?

Я не вижу, кому она говорит, потому что у меня от неловкого движения улетает теперь уже ложка, и я наклоняюсь, нашаривая её под столиком.

— Госпожа гвардии голова, госпожа Якубович, просим немедленно встать и с ребёнком на руках проследовать в детскую.

Голос моего мужа здесь и сейчас — последнее, что я ожидала услышать. Разве он не должен шататься с молодыми цыганами по городу?

— Кристо?

Госька, бледнея, подхватывает Шаньи и прижимает к себе. Мне же хочется объяснений.

— Следуйте, — голос у мужа совсем чужой. Мне становится страшно. Нащупывая на поясе нож и прижимаясь к Гоське, я иду, со всех сторон окружённая гвардейцами, к детскому крылу.

У крыльца один из гвардейцев делает знак остановиться, осторожно заходит внутрь и, видимо, осматривает помещение. Когда он появляется и кивает, мы двигаемся дальше. Шаньи вертит беленькой головой, открыв от удивления рот. В детской темно — все окна зашторены. Я делаю движение, чтобы включить свет, но Кристо перехватывает мою руку. Мы с Госькой и маленьким принцем оказываемся зажаты гвардейцами в один из углов комнаты. Нам говорят сесть на корточки. Садимся.

Тишина натянута, как крыша у цыганской палатки. Я выдерживаю не более десяти минут.

— Кристо, что происходит?

— Все разговоры потом, — глядя в сторону, отвечает муж. Я вскакиваю на ноги:

— Вот и нет. Господин гвардии капитан, я приказываю вам объяснить ситуацию и отчитаться в своих действиях!

— Есть, госпожа гвардии голова, — Кристо с неудовольствием косится на «волков». — В данный момент отрядом гвардии рядовых и сержантов под моим руководством по вашему приказанию проводятся учения по действиям императорской гвардии в случае одной из гипотетических ситуаций, угрожающих опасностью для жизни или здоровья сына Его Императорского Величества.

Теперь я припоминаю, что по приезде во дворец ко мне кинулся мой секретарь, господин Балог: «Ах, госпожа гвардии голова, раз уж вы оказались сегодня здесь...» Я подписала протянутое им не глядя. Как всё, присылаемое Тотом.

— Отлично. Выполняйте согласно инструкции, — бурчу я, садясь обратно рядом с Госькой.

— Ты бы хоть предупредила, — шёпотом упрекает она.

— Весь смысл, знаешь ли, в неожиданности происходящего, — огрызаюсь я, чувствуя, как щёки горят от унижения.

За окном раздаются выстрелы. Госька поспешно закрывает Шаньи ушки, но он уже успел испугаться и хнычет.

— Это игра, маленький, это игра, дяди играют, — повторяет Госька, испепеляя меня взглядом. Она забыла убрать руки мальчика, так что утешений он не слышит.

Мы сидим почти четыре часа. Малыш капризничает от духоты; у меня в животе бурчит, и я с сожалением вспоминаю об оставленном под яблоней маленьком столике под белой скатёркой, с высоким медным кофейником и россыпью сластей на чеканном подносе. Его легко мог бы унести и один «волк». Кристо переговаривается с кем-то по рации. Время от времени снова слышна пальба.

Когда толпа гвардейцев наконец покидает детское крыло, оказывается, что маленького князя Галицкого пора укладывать спать. Госька так рассержена, что не поворачивает головы, когда я прощаюсь; встрёпанные, стриженые чёрные волосы нависают на её щёки, скрывая от меня лицо.

— Ты нашла способ нескучно провести субботу, — бормочет Кристо, пока мы идём на выход. — Будь уверена, весь цыганский Будапешт будет обсуждать сегодня нашу с тобой ссору.

— Ссору?

— Я сижу с ребятами в кофейне и смотрю футбол, как вдруг, откуда ни возьмись, получаю приказ провести экстренный сбор и учения. За твоей подписью. В субботу. Будь уверена, все решат, что ты за что-то мне мстила.

Я не решаюсь поглядеть ему в лицо.

— Ты на меня сердишься?

— Нет. Я же знаю, кто на самом деле спускает приказы.

Господин голова имперской службы безопасности, внук императора Венской Империи Ладислав Тот отвешивает нам фамильярный поклон, проходя мимо. Пола шёлкового чёрного плаща, который он имеет привычку носить — летом и зимой — нараспашку, задевает мою руку скользко и невесомо. Словно насекомое ночью.

***

Говорят, что в Рожняве жили два старика-цыгана. Всю жизнь отработали на местной фабричке серебряных подстаканников. Сели раз водку пить. Выпили пятьдесят, выпили сто, а потом один цыган другого спрашивает:

— Цыган ли ты, друг мой Николка?

— Конечно, я цыган, — сказал друг Николка и истово побожился.

— И я цыган, — сказал первый старик.